[Bookmade]

Как обнаруживается плагиат.
Человек купил в Швеции открытки и выложил в сообществе.
Открытки подозрительно похожи на иллюстрации художника Йона Бауэра, тоже шведа, но жившего, надо полагать, гораздо раньше.

Сравните:

открытка


Бауэр


Стройные высокие леса, гномы и тому подобное также наличествуют.

@темы: Иллюстраторы

---

Стихи и сказки английских и американских писателей

[Bookmade]

...в пересказе Елены Липатовой



Пример:

Вильям Смит

(р. 1918)



Американский поэт, работавший в жанре "нонсенса". Его очень смешные стихи привлекли внимание

многих переводчиков, так что это имя известно русским читателям. Основной чертой его произведений

является их полная непредсказуемость. Честно скажу, когда я переводила коротенькую историю про зебр,

я даже пожалела, что это - перевод, а не моё собственное создание!



Зебры



Заспорили раз учёные,

Белые зебры или чёрные.



Одни говорили:

- Зебры белые

с чёрными полосами!

Другие твердили:

- Нет, чёрные,

с белыми полосами!



...А зебры хотели им подсказать,

да запутались сами.



Шел Силверстайн

(1930-1999)



Летучий мышонок



Солнце светит

В узкие щели,

Летучий мышонок

Проснулся в пещере.

Глаза приоткрыл

И хнычет:

"Бабусь!

Включи темноту -

Я света боюсь!"

@темы: Библиотека для детей

---

Шрифт. История шрифта

[Bookmade]

Михаил Клюев:



Графика - это "искусство, ограниченное в средствах..."

Характерная черта графического творчества - условность. XVI век в Испании славен не только именами Сервантеса и Лопе де Вега, он характеризуется также пышным расцветом искусства шрифта. Наиболее видными мастерами были Хуан де Исиар и Франциско Лукас.



[В статье также затронуты понятия линии, орнамента, фигуры, штриха и т.д.]

Читать дальше >>>

Совершенно очевидно, что они, как и многие другие, были хорошо знакомы с итальянскими образцами. Испанские и португальские каллиграфы XVII - XVIII столетий широко пользовались ширококонечным пером, несмотря на то, что в других странах под влиянием граверной техники употребляли уже тонкое перо и штихель. Своеобразным, чисто испанским шрифтом является редондилья, несколько напоминающая круглоготический шрифт. Она долгое время оставалась в употреблении. Отличительной особенностью редондильи является низкое d (высота минускула).



Очень древние традиции были в немецком искусстве шрифта. Германия наряду с Англией сумела сохранить эти традиции до настоящего времени. Хотя большая часть немецких книг-учебников шрифта посвящена готическим шрифтам, у нас нет причин недооценивать заслуги немцев в развитии различных форм антиквы и других стилей.



Известно, что уже в XVI веке писец из города Рёйтлингера изготовил книгу образцов шрифта. Однако первым выдающимся мастером по праву считается Леонард Вагнер (1454 - 1522), который в 1507 году в Аугсбурге издал рукописную книгу LProba centum scriturarum (Образцы ста писем). Значительны заслуги Вагнера и в развитии фрактуры.



Автором первой печатной книги образцов шрифта является Иоганн Нойдерфер старший (1497 - 1563). Самым значительным его произведением следует считать вышедшую в 1538 году книгу "Anweysung einer gemeinen hanndschrift" (Обучение обыкновенному письму).



Методологию этой книги усвоило большинство его последователей. Нойдерфер заложил основу искусства шрифта в Германии XVI века и указал направление его развития. Нойдерфер издал еще несколько книг. Одна из них появилась лишь после его смерти. Замечательными масгерами были также его сын Иоганн и внук Антон.



Вольфганг Фуггер (примерно 1515 - 1568) был выдающимся учеником Нойдерфера старшего. Его книга "Ein nutzlich und wolgegrundt Formular Manncherley schoner scriefften" (Полезный и вполне обоснованный формуляр разнообразных красивых шрифтов), изданная в 1553 году в Нюрнберге, является одной из красивейших немецких книг образцов письма.



Шрифт как орнаментальная форма

С этой точки зрения интересно рассмотреть художественные возможности, которыми обладает шрифт. На первый взгляд может показаться, что шрифт должен просто-напросто фиксировать определенный текст и передавать его смысл. Разумеется, главная цель любой надписи состоит в том, чтобы сообщать людям заключенный в ее словах смысл, но наряду с этим на нас воздействует и пластический и цветовой облик надписи. В этом легко убедиться, внимательно вглядываясь в обложки и титульные листы книг, в рекламные плакаты, в произведения промышленной графики и т.п. Надписи, которые мы в них находим, представляют собой своеобразные орнаментальные построения, в которых в определенном порядке чередуются геометрические "мотивы" - значки букв.



Поэтому начертание каждой буквы, ее "рисунок" и способ композиционно-ритмического объединения букв в слове и слов в строке обладают эмоциональной выразительностью, сходной с той, какую мы обнаружили в геометрическом орнаменте. Не случайно в старину, и на Руси и особенно широко на Востоке, орнаментальный декор в архитектуре и посуде так часто строился на шрифтовой основе, а в рукописных книгах средневековья весь текст рисовался обычно как орнаментальный узор.



У наших предков были серьезные основания рассматривать каллиграфию как вид искусства, и вытеснение рукописи книгопечатанием не могло уничтожить тех возможностей эмоциональной выразительности, которые заключены в графическом обозначении на бумаге человеческих мыслей. Эти возможности продолжают использоваться потому, что часто возникает потребность в том, чтобы читатель не только понял смысл надписи, но и почувствовал ее "эмоциональный ореол". Для достижения этой цели и используются средства, которыми "работает" орнамент.



В самом деле, в зависимости от одного только начертания букв то же самое слово может производить совершенно различные эмоциональные впечатления. Возьмем, к примеру, слово "искусство": в первом случае оно кажется сухим и деловым, во втором - изящным и кокетливым, в третьем - активным, динамическим, в четвертом - прозрачно ясным и благородным. Но это только один способ получения необходимой выразительности шрифта. Дополнительные возможности предоставляет тут художнику многообразие композиционных сочетаний букв в слове: они могут строиться точно в ряд, как солдаты в строю, могут весело пританцовывать, ломая строй и образуя игривый хоровод, а могут тесно и опасливо жаться друг к дружке, нерасторжимо спаиваясь в слове. Выразительные возможности шрифта обогащаются использованием цвета: один и тот же текст будет по-разному восприниматься, если он написан черными буквами на белом фоне или красными на черном фоне; если все составляющие его буквы одного цвета или разных цветов. В приводимых на этой таблице примерах мы специально варьировали надпись для того, чтобы наиболее отчетливо показать, как выбор того или иного цветового приема обусловливается содержанием надписи, ее смыслом. Потому слово "солдаты", написанное обычным, "нейтральным" шрифтом, мы воспринимаем как часть какого-то информационного газетного заголовка, слова "солдаты революции" - как вынесенное на обложку название драматической по характеру повести, а слова "оловянные солдатики" - как написанное на коробке название веселой детской игры.



Но тут весьма показательно еще и следующее: применение во всех этих трех случаях одного и того же шрифта и одной и той же композиции букв в словах оказывается явно неудачным - ведь создание полноценного художественного образа требует использования всех выразительных возможностей, которыми располагает искусство.



Огромное значение имеет здесь, помимо всего сказанного, и отношение размера надписи к площади листа и ее расположение на нем точно в центре, вверху или внизу, строго горизонтально, диагонально и т.д. Искусство оформления книги дает много примеров разнообразного применения всех этих средств. Приведем четыре примера, интересных резким различием созданных художниками образов: замечательные обложки М.Добужинского к "Белым ночам" Ф.Достоевского и "Трем толстякам" Ю.Олеши, обложку С.Телингатера к "Буре" И.Эренбурга и суперобложку К.Владимирова для альбома "Ленинградские художники на VI Всемирном фестивале молодежи и студентов". Произведения эти обладают разной художественной ценностью, но их сопоставление достаточно убедительно показывает, сколь многообразны эмоционально-выразительные возможности шрифта. В каждой из этих обложек по-своему использованы все средства орнаментальной выразительности надписи: начертание букв и их окраска, ритм построения слов, их расположение на плоскости. В сочетании с привлеченными на помощь изобразительными средствами они помогают читателю, который берет в руки книгу, получить образное впечатление о ее характере, проникнуться соответствующим ее содержанию настроением.



Так подчиняется шрифт общим законам художественного построения и художественного воздействия орнамента.



О шрифте

Слово "графика" происходит от греческого "графо", что значит по-русски "пишу", "рисую". Само это название показывает, как много общего между письмом и рисунком. Художник рисует на бумаге, тем же самым, чем пишет - пером, карандашом. Более того, основным выразительным средством графики является не живописное богатство цвета, а линия, штрих. Основу шрифта составляет писание; характер каждого рисунка шрифта зависит от инструмента, при помощи которого он выполняется; каждая техника исполнения более всего соответствует какому либо определенному стилю шрифта. Англичанин Эдвард Джонстон, который считается зачинателем современного шрифтового искусства в Западной Европе и Америке, по существу только раскрыл нам заново умение старых мастеров письма. В результате его работы, работы его учеников и их последователей искусство шрифта снова заняло подобающее ему место в ряду других видов искусств (Виллу Тоотс "Современный шрифт", М. "Книга" 1966).



У шрифта и орнамента много общего, одни корни.



Орнамент

В данной области, как в никакой другой, инстинкту, воображению и даже капризу художника открываются самые широкие перспективы. От латинского ornamentum - украшение, узор, состоящий из ритмически упорядоченных элементов для украшения каких либо предметов или архитектурных сооружений. Орнамент, ветвь искусства, которая менее всего способна следовать жестким правилам. Потому что в данной области, как в никакой другой, инстинкту, воображению и даже капризу художника открываются самые широкие перспективы.



Но конечно, все сказанное не означает, что, произведения орнаменталистов совершенно свободны от неких принципов, неких высших законов, которым должна соответствовать каждая художественная концепция. Орнаментальная композиция может быть подлинно прекрасной только тогда, когда она рождает в зрителе чувство покоя и удовлетворения, вызванное совершенной уравновешенностью всех составляющих элементов. Законы гармонии и пропорций, равновесия и симметрии, подчиненности деталей целому, разнообразия в этом едином целом - все эти эстетические законы управляют искусством орнамента, как и всяким другим. Но тогда как живопись и скульптура всегда более или менее зависят от темы или стремления к точному изображению, а архитектура должна считаться с целым рядом необходимых условий, связанных с прочностью постройки, ее назначением, соответствием между ее внешним видом и функцией интерьера, с орнаментом дело обстоит по-другому.



Орнамент, особенно цветной, воздействует с гораздо большей свободой в своей, пусть и более скромной, области. И для достижения его конечной цели, а именно - той гармонии и тех пропорций, которые рождают чувство прекрасного, есть много путей. Будучи способным воспринимать художественные средства, присущие другим видам творчества, например, обобщенность форм и приемы повтора элементов архитектуры, рельефность скульптуры, очарование сюжетов и чудесные краски живописи, искусство орнамента может использовать все эти возможности, не покидая собственной сферы. Потому что сфера эта поистине обширна. Она охватывает пространство от простейших геометрических фигур - квадрата, ромба или треугольника (повторение которых или соединение в контрапункте бывает достаточным для интересной композиции) - до искусных, запутанных узоров, причудливых арабесок, изобретательных комбинаций линий, цветов, зверей и даже человеческих фигур. Орнаменталист - властелин фантастического, восхитительного мира. Он далек от обычного жизненного уклада и привержен только и исключительно своему воображению. Но как эта чарующая свобода была бы иллюзорна, если бы самые своевольные капризы не управлялись безукоризненным вкусом и тщательным отбором для нужного эффекта, который, независимо от использованных средств, должен заключаться в гармоническом единстве форм и красок!



Орнамент занимает важное, пусть и не первостепенное, место в шкале художеств. И если утверждают, что воздействие этого вида искусства менее значительно, забывая, как оно поднимает настроение и пробуждает самые глубокие чувства, то остается все же несомненным: орнамент отвечает насущной потребности нашей натуры - видеть красивое вокруг. Добавляя что-то ради завершенности к другим художественным произведениям или украшая и облагораживая предметы повседневной жизни, орнамент играет роль естественного звена между искусством и производством. Таким образом, он является одной из самых необходимых в человеческой деятельности и гибких форм творчества.



Столь широкая область применения, многоликость и почти неограниченная свобода характерны для орнамента в целом. И именно эти его свойства вызывают трудность особого рода: как на основе конкретных произведений вывести общие законы орнаментики. Орнамент создается основными средствами - линией, цветом и рельефом. Применяя их (главным образом первые два, на которых мы сосредоточим внимание), художник может достичь бесконечного разнообразия результатов. Но их, тем не менее, можно разделить на три следующие категории:



Сочиненные мотивы; концепция, целиком сложившаяся в воображении и не имеющая ничего общего с реальностью;

Условные изображения реальных природных объектов, передающие их главные черты в обобщенной форме;

Имитация реальных объектов с целью их реалистической передачи средствами линии и цвета.

Первый вид орнамента в определенной мере присутствует во всех стилях и всех периодах. Линейные и геометрические комбинации (переплетенные с завитками и розеттами) отвечают представлениям человека о порядке и соразмерности; будучи продуктами чистого воображения, они всегда создают нечто, ранее не существовавшее. Этот тип орнамента более других народов использовали, например, арабы и англосаксы, но сейчас он у них полностью отсутствует. Однако в явном или скрытом виде геометрические элементы лежат в основе большинства орнаментальных композиций.



Второй вид - условная трактовка натуральных объектов - является звеном, соединяющим два остальных. Часто употребляемый в соединении с первым видом, он напоминает его творческой изобретательностью, устремлением к идеальному, т. е. к абстрактному обобщению. Но обращаясь на этом пути ко всеобщим архетипам своих моделей, создатели орнамента заимствуют их у природы.



Третий вид - чистая имитация - в орнаменте встречается тем чаще, чем более мы приближаемся к современному периоду. Этот прием вызван стремлением передать с исключительной тонкостью, выпуклостью, рельефностью индивидуальные особенности и нюансы объектов. Такой тип орнамента связан с ростом профессионального мастерства художников и усилением роли живописи в прикладном искусстве. Он менее суров и строг, отличается утонченностью, изысканностью и тем самым больше подходит рафинированному, почти сверхэлегантному вкусу развитой цивилизации.



И последнее замечание: принцип использования цвета в орнаментике неотделим от избранной манеры. Там, где мотивы трактуются идеализированно или условно, колорит столь же условен. Художник наслаждается безграничной свободой своей палитры и любую жесткость рисунка компенсирует вольностью красок. Он может выбирать и аранжировать цвет по своему усмотрению, не имея никаких обязательств, следовать в своем искусстве правде жизни или просто быть правдоподобным. Его единственный закон - гармония цветовых отношений. В остальном же-полный простор для воображения, творчества, оригинальности. Пример творчества художников Востока показывает, как плодотворно они использовали такую свободу и каких несравненных результатов достигли ("Орнамент всех времен и стилей", Москва, Арт-Родник, 1997).



Наступает момент, когда что-то уже нельзя выразить словами. Тогда линия вдруг, начинает складываться в орнамент. Возвращение назад, когда ещё не было письменности, а были символы, знаки.



Фигура

Фигура - от латинского figura - внешний вид, образ.



Внешнее очертание, вид, форма предмета

Очертание человеческого тела, телосложение

Положение, позиция, принимаемая кем-либо при выполнении чего-нибудь в движении (в танце, фехтовании и пр.); часть танца

Скульптурное, живописное или графическое изображение человека, животного

Словесный оборот, стилистический прием

Фигура музыкально-риторическая

В шахматах, в городках, в картах

Фигура - геометрический термин, применяемый к разнообразным множествам точек; обычно, фигурой называют такие множества, которые можно представить состоящими из конечного числа точек, линий или поверхностей, в частности сами точки, линии или плоскости (треугольник, трапеция и т.д.)

Графика

Графика (от греческого graphike, grapho - пишу, черчу, рисую).



Графика - это вид изобразительного искусства, включающий рисунок и печатные художественные изображения: гравюру, ксилографию, литографию и другие, основанные на искусстве рисунка, но обладающие собственными изобразительными средствами и выразительными возможностями. Рисовать можно на всём, чём угодно: на бумаге, картоне, ткани, асфальте, металле, на стенах, даже на снегу, на песке.



Рисуют даже на теле человека. Рисовать можно и чем угодно - карандашом, углём, красками, кистями, палочками, специальным инструментом - штихилями, в старину гусиными перьями, теперь же разными авторучками, фломастерами. Рисовать можно и с помощью компьютера.



Графика может быть:



станковая - все виды гравюр на различных материалах: камне, металле, дереве, линолеуме и др.

книжная и газетно-журнальная - иллюстрации, все виды и элементы оформления печатных изданий

прикладная - почтовые марки, таблички, экслибрисы, гербы, шрифты, орнаменты, торговые марки и знаки, этикетки и т.п.

афишно-плакатная (акциденция)

компьютерная и т.д.

Художественно-выразительные средства графики: белая бумага как изобразительная плоскость и чёрный цвет туши, контурная линия, штрих, пятно. Цвет в графике почти всегда играет вспомогательную роль. С бумагой, на которую нанесено любое графическое изображение, выразительные средства образуют контрастные и нюансные соотношения.



Линия

В графике всегда ощущается плоскость листа бумаги. На неё свободно ложатся линии рисунка, послушно следуя полёту мысли художника. Линия - след от движущейся точки (след от линии - плоскость, от плоскости - объем...). Линия играет - существенную роль, а в некоторых случаях имеет решающее значение (по кн. В.В.Турова "Что такое гравюра", М. "Изобразительное Искусство", 1986, гл."Что меня характеризует как художника"). Линия - от латинского linea, общая часть двух смежных областей поверхности. Движущаяся точка описывает при своём движении некоторую линию. -; единица длины в системе английских мер; генетическая линия. Творчество графика, особенно на первый взгляд, сильно отличатся от творчества живописца, но между ними обоими много общих черт. Живописец изображает свои картины - многоцветные образы (Евтим Томов "Графика и графични техники" София "Наука и изкуство", 1959).



Штрих

Контурные - это значит, вы показали лишь форму, очертания чего-нибудь, его высоту, изгиб, наклон. Ну а если надо или хочется нарисовать- Одними линиями тут не обойдешься. Построение объемно пространственных форм на двухмерной плоскости. Законы построения объемно пространственных форм. Штрих, штриховка, шраффировка (нем. Strich - черта, линия; schraffieren - штриховать). Под этими терминами обычно подразумевается система повторяющихся в определённом ритме линий, штрихов и точек, а так же их сочетания, которыми покрывается тот или иной участок графического оригинала: схемы, карты, диаграммы и т.д. Классификация штрихов: Плоскостные Объёмные Декоративные Условные штриховки: "линейные", перекрёстные", "трёхлинейные", "полосные", "шотландки", "штриховые", "точечные", "перовые", "дуговые"- Тоновые: - (Н.А.Атабеков "Словарь-справочник иллюстратора научно-технической книги", "Книга", 1974, с.228) Мало научиться владеть разными штрихами, надо ещё освоить разную плотность штриховки (Б.А.Луковенко "Рисунок пером", М. Изобразительное Искусство", 2000, с.21).



Черные и белые тона

В окружающем нас мире, в природе, всё имеет свой цвет, сотни оттенков и разную освещенность. А у нас есть только один черный тон туши (и белый тон бумаги). Как в черно-белой фотографии. В графике, художник создает образы и передаёт свои идеи в основном посредством белого и чёрного. Отношение между этими двумя тонами - ритмичное сопоставление, балансирование. - "Каждое искусство располагает своими средствами. Живопись использует много цветов и тонов. А рядом с живописью существует графическое изображение, ограничивающее художника чёрным и белым тоном, сокращающее его выразительные средства. Чёрный и белый тон характерны для графики. В одном случае - всё богатство цветов к услугам художника; в другом он ограничен чёрным и белым тоновым спектром, и в этой гамме должен мыслить все цвета. Это графика, графическое изображение. Когда изображения ограниченны в средствах, художник должен эти средства обогатить. Изобразить черным и белым все цвета, всё разнообразие оттенков. Изображать не снег потому, что он белый, и голые деревья и ворон, потому что они чёрные, а всё многообразие природы, всё богатство цветное выразить чёрным и белым (В.А.Фаворский "Рассказы художника гравера". М. Детская литература. 1965, с.27).

@темы: Иллюстрация в теории

---

Владимир Фаворский

[Bookmade]

Было бы интересно найти для нашей библиотеки труды Владимира Фаворского, но к сожалению, пока мы располагаем только одной статьей.

Надеюсь, она поможет кому-то успешно совместить теорию с практикой.



1. В этой статье Вы узнаете высказывания классика о построении литер кириллицы, о применении шрифтов разных эпох и о шрифтовых композициях.

О шрифте.

@темы: Иллюстрация в теории

---

Владимир Фаворский

[Bookmade]

Владимир Андреевич Фаворский (14 марта 1886, Москва — 29 декабря 1964, Москва) — российский и советский художник-график, книжный иллюстратор, сценограф, живописец-монументалист, педагог и теоретик искусства. Народный художник СССР (1963), действительный член Академии художеств СССР (1962).







Биография

Список работ

Сочинения



А. Гончаров, В. Эльконин:



«…В творчестве Фаворский проявил себя необычайно разносторонне. Он работал как художник книги, гравировал и отдельные самостоятельные гравюры на дереве и линолеуме, рисовал портреты и пейзажи, создавал на стенах общественных зданий фрески и мозаики, работал как художник театра, делал керамические блюда и тарелки, декоративную скульптуру для зданий и миниатюрные рельефы из слоновой кости. Он занимался живописью, а однажды вырезал из дерева прекрасные шахматные фигуры. Он сделал для дизельэлектрохода «Россия» керамический камин. Он делал кукол для кукольного театра, рисовал афиши, пригласительные билеты, гравировал маленькие книжные знаки, которые любители книг наклеивают на книги своих личных библиотек. Фаворский не делил искусство на высокое и низкое. Он видел искусство и в ремесле.



«Искусство, — говорил Фаворский, — рождается тогда, когда человек любит делать вещи и в этих вещах передавать свою любовь к родной природе и людям.

Вы видели столяра за работой — какой чудесный у него инструмент, какое красивое дерево, какие стружки! Можно увлечься таким делом!

А в старину всякое ремесло называлось художеством, а столяр был художником. И это правильно. Делающий нужные и красивые вещи тоже художник, делающий дома, мебель, автомобили, корабли, одежду, материю, платье и т. д.».



Разносторонность Фаворского — это не метания нетерпеливого человека. Это желание высказать правду о природе в разных материалах, любовь к природе и к этим материалам.



«Им [художникам], — говорит дальше Фаворский, — должна быть свойственна любовь к природе и к людям, но, кроме того, им свойственна любовь к материалам.



Изобразительный материал у искусства очень разнообразный: бумага, карандаши, краска разная, дерево, гранит, медь и т. д. Художник, когда стремится передать свою любовь к какому-нибудь предмету или к какому-либо человеку, должен не просто скопировать природу, то есть не просто создать вторую березу, или вторую лошадь, или повторить буквально какого-либо человека. Он при помощи материала передает в скульптуре или живописи ту красоту, какую он увидел в природе, в людях, в вещах. И материал помогает ему в этом».

Читать дальше >>>

В этой любви к материалу и в желании применить свое понимание искусства для решения различных задач, как бы проверить себя как художника в самых разных обстоятельствах — корень разносторонности Фаворского.



Непонятно даже, как он на все это находил время. А ведь, кроме всего этого, Фаворский много лет преподавал в художественных институтах. Несколько поколений учеников, им воспитанных, работают в самых различных областях нашего советского искусства…



…Однажды Художественный совет забраковал эскиз мозаики для станции метро «Краснопресненская», над которым Фаворский долго и серьезно работал. Он был очень огорчен этим приговором, но потом сказал своему помощнику: «Ну ничего, зато покомпоновали!» Он в самом наслаждении творчеством видел награду за свой труд.



Художники всегда единодушно избирали Фаворского в правление своего союза, в разные бюро и комиссии. И к этим своим обязанностям он всегда относился очень честно и добросовестно, ценил доверие, которое ему оказывали товарищи. Ко всему этому нужно добавить еще статьи по вопросам искусства, выступления и речи, в которых Фаворский с большой глубиной и мудростью осмысливает не только свою личную художественную практику, а и многие наиболее существенные вопросы изобразительного искусства.



Из одного только перечисления разных видов художественной и общественной деятельности, которым отдавал свое время Фаворский, видно, как неутомимо трудился этот необыкновенный человек. Но самое, пожалуй, удивительное, что Фаворский никогда не торопился и никогда не жертвовал качеством своего труда из-за срочности задания. Он всегда находился в состоянии неторопливого напряжения.



В 20-е годы Фаворский был ректором Высших художественно-технических мастерских (Вхутемас). Он приходил на работу к девяти часам утра и после напряженного дня, заполненного различными заботами, часов в семь-восемь вечера возвращался в свою маленькую комнатку на Мясницкой, 21 (теперь улица Кирова). Пообедав чем попало и не давая себе отдохнуть после обеда, он садился за работу. «Часикам к двенадцати ночи, глядишь, и разойдешься», — говорил он утром своим ученикам.



Интересно, что почти все сделанное Фаворским — книги, фрески, театральные постановки, — это работы на заказ. И, что ярко характеризует Фаворского, работа на заказ не только не стесняла его творческой свободы, но, напротив, сложные условия заказа — заданность темы, особенности архитектуры или сцены, определенный формат книги — как бы возбуждали его творческое мышление. Заказ становится кровным жизненным делом. Личные творческие задачи художника сливаются с задачами, которые ставит перед ним время.



Каждая новая работа была для него серьезным жизненным событием.

Он вкладывал в нее весь свой талант, все свое умение. Он всегда работал с полным напряжением. Для него не было работ второстепенных или не очень важных; если уж он брался за какую-то работу, он отдавал ей все, что мог, не берег ни свой талант, ни свой труд, какой бы скромной ни казалась задача. Он стремился для всякой задачи найти наиболее полное, наиболее соответствующее условиям, наиболее выразительное решение, а так как в искусстве всякий раз возникает новая задача, то всякий раз возникает и новое решение, — поэтому Фаворский никогда не повторяется. Всякая его работа приносила что-то новое, чего у него еще не было.



Неутолимое стремление Фаворского ко всё новым и новым решениям прекрасно уживалось с изучением опыта классического искусства — русского и европейского. Еще Юношей объехал он с товарищем на велосипеде почти всю Италию. Они посетили не только такие всемирно известные центры искусства, как Рим и Флоренция, но и маленькие городки и деревни, везде жадно изучая искусство итальянского Средневековья и Возрождения.



Фаворский восхищался творениями итальянских художников Джотто, Мазаччо, Мантеньи.

Фаворский был широко образованный и культурный человек. Когда, бывало, говоришь с ним, поражаешься, как много он знает. Он был очень хорошо знаком с искусством итальянского и немецкого Возрождения, замечательно знал древнерусское искусство; он знал литературу русскую и иностранную, любил и знал музыку, много читал. Он неустанно внимательно и с большой любовью наблюдал и изучал природу, он очень хорошо знал строение животных, птиц и растений. Очень любил цветы и сам их разводил в своем маленьком садике.



Фаворский мог без натуры и без фотографии нарисовать лошадь любой породы, корову, какое угодно животное, птицу, дерево или цветок. Всякая прогулка по лесу или посещение зоопарка становилось для него источником неисчерпаемых наблюдений — настоящим творчеством.



Он оставался художником, активно осваивающим мир, и в часы досуга, когда казалось, что он ничем и не занят. «Однажды я ехал на трамвае,— рассказывал Фаворский, — и занялся глазами: смотрел, как у каждого сделаны глаза. Меня поразила простота выполнения, простые средства, а сколько смысла! Но, кроме того, всегда присутствовала и фантазия...» Так наблюдает художник.



Фаворский очень интересовался жизнью своей страны, радовался успехам нашего искусства, особенно достижениям молодых художников. Он любил ходить на выставки, внимательно и благожелательно их осматривал.



В последние годы жизни, когда ему трудно было ходить, любой художник, знакомый или незнакомый, мог принести показать свои работы, попросить совета, выслушать его мнение.



Фаворским всегда владели новые идеи и новые замыслы. Когда мы работали с ним несколько лет в Мастерской монументальной живописи Академии архитектуры, мы видели, с какой щедростью раздает он другим художникам свои идеи. Никакой жизни не может хватить, чтобы осуществить все, что он носил в голове, а каждое осуществление открывает новые горизонты, вызывает к жизни новые замыслы.



Фаворский — русский художник, и русские художественные традиции сыграли наиболее активную роль в формировании его искусства. Прежде всего это древнерусское искусство и его вершина — Андрей Рублев, «...был увлечен русской, древней живописью, — говорит он, — и считаю это искусство для меня самым интересным. Оно является прямым продолжением великого греческого искусства и в то же время несет национальные русские черты».

Восхищается Фаворский и искусством Александра Иванова. Для него Александр Иванов является связующим звеном между древнерусским и современным искусством. По словам Фаворского, «он как бы утвердил, что наше искусство, стремящееся к новому, родом из Древней Греции».



Любил и ценил Фаворский Врубеля, особенно его рисунки, и таких своих современников, как К. Петров-Водкин, Н. Крымов, Павел Кузнецов, Л. Бруни, К. Истомин.



Всякий, кто сколько-нибудь понимает Фаворского, почувствует, что любимым его писателем должен быть Пушкин. Так это и есть. Фаворский написал для музея Пушкина такие строки: «Какое счастье, что Россия имеет Пушкина. Его существо чрезвычайно солнечно. В то же время его чувства и мысли человеческие, не необычайные. Только необычны чистотой и высотой, и поэтому мы можем к ним приобщиться. В то же время его произведения по темам оригинальны. И «Скупой рыцарь», и «Пир во время чумы», и «Медный всадник», и другие. Как же страшно иллюстрировать его! Но помогает его строгость и определенность». …»





Владимир Фаворский:

«…Мы уже говорили, что есть способы изображения очень непосредственные. Например, рисунок карандашом. Он непосредственно передает на бумагу либо замысел, либо видимое художником.



В гравюре на дереве путь от замысла к изображению имеет много ступеней, не может осуществиться непосредственно.

Ты делаешь рисунок на бумаге, ты в обратном положении должен сделать его на доске карандашом, потом по карандашу проходишь тушью, затемняешь и режешь, проверяя свою работу в зеркале, где лучше видишь все штрихи, которые ты нанес. Потом еще печатаешь и корректируешь.



Очень важно для художника, чтобы время, потраченное на работу, прожито было творчески горячо, как говорится — вдохновенно. Может показаться, что такой усложненный способ изображения, занимая большой кусок времени, ведет к тому, что время, потраченное на гравюру, переживается только как технический процесс, лишено творческого напряжения. Но это неверно. Гравюра на торцовом дереве хотя и лишена той непосредственности изображения, какая есть у рисунка, дает художнику полное напряжение. И хотя гравируешь не быстро, но напряженность работы связывает все моменты, и весь процесс проходит творчески.



Но тем не менее есть ремесленные моменты: вынимание больших белых поверхностей, точка инструментов и гравирование рамы; это дает профессии гравера возможность соединить ремесло с искусством, что очень ценно.



В силу того, что вы работаете по затемненной доске, вам все видно. Это очень важно. И почти всегда только что гравированная доска, с которой еще не делали оттисков, кажется гораздо лучше, чем оттиск…»

@темы: Иллюстраторы, Иллюстрация в теории

---

Роберт Льюис Стивенсон

[Bookmade]

Добавляем в нашу библиотеку



"A Child's Garden of Verses"/

"Детский сад стихов"

/Стихи с вырезанными по дереву рисунками

Роберта Льюиса Стивенсона/







На сайте "Электронные Пампасы" собраны стихотворения Стивенсона для детворы в замечательных переводах, например, В.Брюсова, и трогательным предисловием Ллойда Осборна.

Можно посмотреть разные переводы одного и того же стихотворения.



The Unseen Playmate/

Друг-невидимка



Когда я грущу и сижу в тишине,

Дружок-невидимка подходит ко мне.

Дружок-невидимка подходит к любому,

Кто бродит один по притихшему дому…



Как выглядит он? Где и с кем обитает?

Бежит ли? Парит ли? На крыльях летает?..

Как воздух живой, что вливается в дом,

Он так же неслышим. Незрим. Невесом.



С тобой он разделит и слёзы, и радость…

Тебе ненароком за шалость досталось?..

Ты маму не слушал, катался на двери?..

Дружок-невидимка с тобой, будь уверен!



Ты роешь пещеру? И он - тут как тут.

Злых духов прогнал, что в пещерах живут!

Играешь в войну? Отступаешь?.. Ну что же…

Дружок твоей армии мигом поможет!..



Под вечер в кроватку зовёт малыша.

И сон охраняет, неслышно дыша.

Ты спи, не волнуйся. Он здесь, у подушки...

Следит, чтоб никто не похитил игрушки!



/перевод М. Лукашкиной/



Поскольку на сайте что-то непонятное с нумерацией страниц,

ссылка на остальные стихотворения идет не с первой страницы, а со второй.

Будьте внимательны, иначе пропустите много интересного!

@темы: Библиотека для детей

---

Рыцарь Её Величества Книги

[Bookmade]

Наталья Смирнова о творчестве художника-иллюстратора Геннадия Калиновского

Когда человеку становится скучно, надоедают телевизор и компьютер, неохота идти во двор - человек берет в руки книжку. Чтение прогонит прочь плохое настроение - это всем известно. Выбирая на полке книгу, мы озабоченно перелистываем страницы, надеясь найти верное "лекарство от скуки" - интересный сюжет, захватывающую историю, придуманную талантливым автором. Но что еще подсказывает нам правильный выбор? Что делает хорошую книжку еще интереснее? Конечно, картинки! Как говорила Алиса из книги английского писателя Льюиса Кэрролла: "Кому нужны книжки без картинок?.." Наверняка все с ней согласятся.

Картинки для книги - это работа художника-иллюстратора, или книжного графика. Художники-иллюстраторы заняты очень сложной работой - им нужно показать свое видение книги, при этом не навязывая его слишком сильно, оставляя читателю простор для собственной фантазии.

Художников книги много, и все они очень разные. Есть художники скупые на фантазию - они рисуют сухо и однообразно, ленясь дать нам возможность удивиться. Схематично и лаконично. Бывают художники слишком добрые - иллюстрации у них яркие, красивые, но уж очень навязчивые: злые злодеи, добрые добряки, красивые красавицы. Скучно, и совсем ничего не придумывается. Еще бывают художники-подражатели - сейчас их особенно много - они в огромных количествах клонируют одинаковых мультяшных персонажей на страницах журналов и книг, успешно зарабатывая гонорары и совсем не заботясь о читателях.

А есть среди иллюстраторов настоящие Мастера, уважающие Книгу и Читателя, люди смелые и осторожные одновременно. Благодаря их труду книга обретает двойную силу, даря незабываемые часы путешествий в чудеснейших мирах воображения Автора и Художника.

Читать дальше >>>

Живет в Москве такой Мастер [статья написана еще при жизни художника] - уважаемый, умный, очень обаятельный человек. И самое главное - ужасно талантливый! Он проиллюстрировал множество книг, всякий раз удивляя необычной яркостью творческого самовыражения.

Зовут Мастера Геннадий Владимирович КАЛИНОВСКИЙ.

Всю жизнь Геннадий Владимирович занимается любимым делом - служит Ее Величеству Книге. И особенно много он сделал для детской книги. Придумал, нарисовал и подарил нам любопытную Алису, неотразимую Мэри Поппинс, хитрого Братца Кролика, отважного добряка Гулливера, забавных обитателей Простоквашина, суетливого господина Ау, гарантийных человечков, дошкольника Серпокрылова и пушистого Недопеска, капризное Облако и преданную девочку Лоскутик, красавицу Астрель и волшебника Алешу…

Мир иллюстраций Калиновского необычен. Он притягивает, как магнит, свободой и бездонностью фантазии. Его иллюстрации хочется разглядывать снова и снова, каждый раз находя в них новые детали и новые смыслы, замирая от восхищения и удивляясь таланту Мастера.

Родился Геннадий Владимирович 1 сентября 1929 г. в городе Ставрополе. Позже семья переехала в Махачкалу, где художник провел свое детство.

Рисовать он начал рано, с двух-трех лет. "Сколько себя помню, - говорит Геннадий Владимирович, - я всегда рисовал". Никто из близких не обращал на это особого внимания. А когда Гена подрос, он самостоятельно отправился в Дом пионеров и записался в художественный кружок. Талант Калиновского разглядел руководитель кружка и всячески старался помочь мальчику его развить. В 1943 году Гена отправил свою работу "Гибель Нибелунгов" на конкурс рисунков в газету "Пионерская правда" и получил первый приз, а заодно и рекомендацию на учебу в Московскую среднюю художественную школу. Конечно, он отправился в Москву, где, закончив школу, поступил в Суриковский художественный институт, на отделение книжной графики.

В начале своего творческого пути Геннадий Владимирович работал в основном в периодических изданиях - рисовал для журналов "Юность", "Огонек", "Семья и школа". Конечно, были и книжки, например, "Робин Гуд" Гершензона, "Белеет парус одинокий" Катаева, "Железный поток" Серафимовича, но, по словам самого Калиновского, вкус к книжной графике он почувствовал позже, после работы над "Приключениями Алисы в Стране Чудес" в пересказе Бориса Заходера.

Работы Калиновского к "Алисе в Стране Чудес" погружают нас в мир сновидений задремавшей девочки Алисы. Разглядывая иллюстрации, испытываешь ощущения как при долгом рассматривании бескрайнего звездного неба - удивление и восхищение полетом фантазии создателя.

В остроумном пересказе Заходера книга Кэрролла получила новое звучание. Геннадий Владимирович тоже увидел суть книги по-своему: "Эта книга о вхождении маленького человечка в причудливый мир взрослой жизни, где, как кажется, по чьей-то прихотливой, нахальной воле намешано, как в компоте, - абсурд, смысл, подлость, героизм, временами и просто проживанье - словом, наша жизнь… Мы-то, взрослые, в нем живем, да чудес не замечаем. А ребенку все - открытие; "чудеса" он воспринимает естественно, как нечто само собой разумеющееся".

Оригинальность работ Калиновского к "Алисе" сполна оправдала себя признанием читателей. Геннадий Владимирович оказался прав, считая, что ребенок не терпит "сюсюканья" и заигрывания - он готов постичь самые необычные проявления творческой фантазии. "Даже непонятные вещи будоражат ребенка, провоцируют его воображение", - говорит художник.

Вообще Геннадий Владимирович проиллюстрировал четыре издания "Алисы", а за "Алису в Зазеркалье" в пересказе Владимира Орла получил премию им. Ивана Федорова. Каждое из изданий оформлялось абсолютно по-новому, и Мастер по праву может гордиться тем, что его удивительные иллюстрации к книгам Кэрролла считаются одними из лучших среди работ художников всех стран мира.

У Калиновского есть свои секреты мастерства, которые помогают ему в работе. В первую очередь, считает Геннадий Владимирович, иллюстратор должен понимать суть книги. "По возможности, - говорит он, - я стараюсь каждую книгу пропустить через себя, прочувствовать ее, прожить". Работая над книгой, он всегда помнит о необходимости оставлять возможность по-иному видеть прочитанное, не мешать читателю запускать собственное воображение на полную катушку. И еще: "В разных книгах я стараюсь быть разным" - это подтверждается работами Мастера: каждая из его книг оформлена в особой манере, - Геннадий Владимирович не скупится на стилистическое разнообразие.

Художник Калиновский всегда отдавал предпочтение оформлению книг фантастического, сказочного либо исторического характера. В работе над историческими книгами он очень тщательно подходил к отображению духа времени повествования, стремился к реальности, изображая быт героев. Среди его работ представители разных стран и эпох - насмешник и храбрец Робин Гуд, греческий мальчик Алкамен, бесстрашный Кукша из Домовичей, загадочные и воинственные каролинги.

Необычайно интересны работы Калиновского к "Путешествиям Гулливера" Свифта. Иллюстрации к "Гулливеру" дышат лиризмом и человечностью, - любой персонаж книги, самый маленький лилипутик - яркая индивидуальность, что придает рисункам неповторимую жизненную силу. Каждую картинку хочется рассматривать часами, не пропустить ни одной фигурки, ни одной детали.

Не обошел стороной Калиновский и признанные творения классиков. Очень важным этапом своего творчества Геннадий Владимирович считает иллюстрации к роману Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита". Он работал над этой книгой несколько лет, а издание потом приходилось откладывать и откладывать: не брали. И вот в 2001 году книга наконец-то увидела свет в санкт-петербургском издательстве "Вита Нова". А через год Геннадий Владимирович получил за свою работу Гран-при конкурса "Книга года" в номинации "Художник-иллюстратор".

Но все-таки больше всего Геннадий Владимирович работал над оформлением сказок и сказочных историй. Сказки народов мира, забавные истории Эдуарда Успенского про дядю Федора, Крокодила Гену и Чебурашку, "Мэри Поппинс" Памелы Трэверс, "Винни Пух и все-все-все" Александра Алана Милна, "Приключения Таро в стране гор" Миёко Мацутани, "нетленные" произведения Корнея Чуковского - все оказалось по силам Мастеру.

"Сказки дядюшки Римуса" Джоэля Харриса принесли Калиновскому две очень престижных награды - серебряную медаль на книжной ярмарке в Лейпциге и "Золотое яблоко" на 6-ой Биеннале иллюстраций детских книг в Братиславе (1977). Иллюстрации к этой книге выполнены в очень своеобразной манере стилизации под масляную живопись, плотную и фактурную. Художник кистью покрывал поле листа, затем бритвой процарапывал нужную фактуру, а рисунок заливал черной акварелью. Такая техника помогла поддержать общий стиль сказок Харриса. "Рисунки получались острые, "колючие", - говорит Калиновский, - без намека на идиллию. Волк - техасский парень, Кролик - ловкач, ему палец в рот не клади… Этот пройдоха вечно настороже, ушки на макушке, я их такими и нарисовал…"

Встреча с Софьей Леонидовной Прокофьевой - любимой и признанной во всем мире детской писательницей - переросла в плодотворный союз и крепкую дружбу автора и художника. "Лоскутик и Облако", "Астрель и Хранитель леса", "Остров капитанов", "Глазастик и ключ-невидимка" - книги, созданные в этом творческом дуэте. "Лоскутик" и "Астрель" неоднократно переиздавались как у нас в стране, так и за рубежом, а вот "Глазастик" был совершенно незаслуженно позабыт книжными издательствами.

Неугомонные почитатели таланта Калиновского ищут книги с его работами в магазинах, в библиотеках, в лавочках букинистов, у друзей и знакомых. Поклонники художника живут с надеждой, что благодаря современным переизданиям работ этого гениального иллюстратора нынешние дети научатся по достоинству оценивать настоящее искусство книжной графики.

В Интернете существует сайт "Рисунки Геннадия Калиновского" (www.kalinovski.narod.ru). Здесь каждый может узнать о жизни и творчестве художника, посмотреть работы Геннадия Владимировича, да и просто написать ему письмо. Заходите, милости просим! И большой привет вам с наилучшими пожеланиями от Калиновского Геннадия Владимировича, Художника и Рыцаря Ее Величества Книги.



Использованы иллюстрации из книг:



Кэрролл Л. Алиса в Зазеркалье. Сказка. Пересказ с английского и предисловие Вл.Орла. - М: Детская литература, 1981

Кэрролл Л. Приключения Алисы в Стране Чудес. Пересказ с английского Б.Заходера. - М: Детская литература, 1975

Свифт Дж. Путешествия Гулливера. Роман. Пересказ с английского Т.Габбе. - М: Детская литература, 1985

Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Роман. Комментарии М.Чудаковой, Г.Лесскиса. Библиография русских изданий Б.Мягкова. (Рукописи). - Санкт-Петербург: Вита Нова, 2001

Прокофьева С.Л. Глазастик и ключ-невидимка. Повесть-сказка. - М: Детская литература, 1986



Источник: детский журнал Пампасы

@темы: Иллюстраторы

---

[Bookmade]

5 марта в Российской государственной детской библиотеке (Москва, Калужская площадь), открылась мемориальная выставка графических работ художника-иллюстратора детской книги Геннадия Владимировича Калиновского (1929-2006).

@темы: Выставки

---

Макс Фрай: "Мне не нравится называться брендом"

[Bookmade]

Макс Фрай



Под издательской маркой «Фрам», составленной из кусков слов «Амфора» и «Макс Фрай», вышла двухтомная антология, уже в названии которой заложен игровой принцип. Первый том называется «Пять имен девочек», второй – «Пять имен мальчиков». В каждом томе – произведения пяти авторов – и действительно, в первом все сплошь барышни, а во втором – молодые люди. Предполагается, что теперь читатель должен воскликнуть – «Я знаю!»



Пять имен мальчиков и пять девочек, итого десять. Аккуратные томики цвета апельсина с черной марроканской наклейкой-марочкой на боку. Девочки тоньше, мальчики потолще. На обложках резвятся черные детские силуэты.



Естественно, здесь женская проза – не обязательно про принцесс, кошек и долгий путь к свадьбе, как мужская не обязательно брутальна. Жесткий, беспощадный рассказ «Вова Четверодневный» написан Еленой Некрасовой, а сентиментальные обольстительные «Сказки 1 – 5 часа ночи» – Александром Шуйским. Поди разберись, какими судьбами к людям приходят их сюжеты!



Я знаю пять имен!.. Лена Элтанг рассказывает дивные итальянские сказки. Они перевиты певучим итальянским жаргоном, там происходят чудеса несказанные, сплошное колдовское волшебство и радость прекрасной жизни. Лея Любомирская щедро высыпает из рукава пригоршню мелких португальских лавочек, как они есть и как они должны быть. Вы были в Португалии? Я – да. Теперь – да. Феликс Максимов, поэт и чудотворец, то бросает нас в кипучее и страстное буйство монны Флоренции, в ядовитое, удушливое и умопомрачительное Возрождение, то возносит высоко-высоко, под самое небо, в разреженную чистоту. И голос его не сбивается ни на четверть тона. А Дмитрий Дейч колесит по Израилю, встречается с людьми, говорит о вещах простых и надежных, но от того не менее волшебных. А еще страшный рассказ о беглом зэке Вове, одержимом Светоч-Лазарем. Пуристам читать его нельзя, они захлебнутся в диком таежном языке. Рассказ этот ужасен и безысходен, но необходим. Я не представляю, как можно его выносить, написать и не сойти с ума хоть на минуту. Этот рассказ последний в первом томе. После него можно только закрыть книгу и с трудом отдышаться. Я знаю пять имен. А есть и еще пять.



Но хорошая антология – это плюс один общий рассказ, возникающий из сочетания всех прочих. Такое случается, если правильно нащупан пульс, если книга заботливо и умно выстроена, а это происходит нечасто. Добро, когда есть общая тема: сказки о привидениях, о драконах, о паровых двигателях. Но как быть, когда представляют не рассказы, но рассказчиков, и у каждого из них свой собственный голос, свои ангелы и свои пропасти? Какую общую тему выбрать тогда?



Общая тема, о чем на свой лад говорит каждый из играющих, на мой взгляд, такова: мир – необозрим, велик и прекрасен. Он складывается из старинных свитков, окровавленной бензопилы, марионеток, бакалейных лавок, Тридцатилетней войны, и черных бабочек, и дождя, и тысячи вещей, которых так сразу и не перечислишь. Иногда он невыносим, иногда грустен, иногда страшен, но всегда чудесен. Вот уж точно, мужская и женская версия Вселенной. Магический реализм, как он есть.



– Откуда вы берете такую прорву прекрасных людей?



– Понятия не имею, честно говоря. Ветром приносит, наверное, не все же ему уносить.



– И что, они вам все нравятся, такие разные?

Далее >>>

– Ну да. А что тут странного? Боюсь даже вообразить человека, которому нравится только что-то одно (и все на это «одно» похожее) – о чем бы не шла речь. Кошмарный монстр.



– И что, вы всех лично знаете? Это ваши друзья?



– Нескольких авторов я (теперь уже) знаю лично; при этом почти все знакомства, кроме, пожалуй, двух совсем уж старинных дружб, начинались именно с текстов. То есть, да, сперва я с интересом читаю тексты, а какое-то время спустя обстоятельства складываются так, что знакомлюсь с автором. Не то чтобы это мой жесткий жизненный принцип, просто с тех пор, как рукописи стали выкладывать в сеть вместо того, чтобы гноить их в пресловутом столе, начинать знакомство с взаимного чтения становится более-менее общепринятой практикой. И хорошо. Кстати, мой опыт показывает, что автор все же – не тождественен, конечно, но равновелик собственному тексту. Я не знаю ни одного интересного мне автора, личное знакомство с которым заставило бы меня пережить разочарование. Автор, конечно же, лишь инструмент, сам по себе он ничего не значит, но из ржавой трубы чистая вода не течет, вот об этом важно не забывать. Думаю, в итоге я когда-нибудь перезнакомлюсь со всеми авторами своих сборников. Препятствуют этому, собственно говоря, только пространство да время, а больше, кажется, ничего.



– А почему вас там нет? И если б были – в каком из томов оказался Макс Фрай?



– Включать в сборник «Пять имен» собственную короткую прозу было бы, мягко говоря, странно. Одна из задач двухтомника – познакомить читателя с более-менее новыми для его слуха именами. А мое имя уважаемый читатель с грехом пополам уже выучил, не стоит мучить его повторением пройденного. Кроме того, короткой прозы у меня уже набралось на целую отдельную книжку, и в таком виде она уже давным-давно шляется по чужим книжным полкам. Поэтому Макса Фрая не было бы ни в одном из томов, ни при каких обстоятельствах. Но если вас интересует теоретическое решение гендерной задачи, мое место, разумеется, во втором томе – имя есть имя.



– Это такое ловкое пользование служебным положением – издавать книги по своему вкусу таким большим тиражом?



– Да, конечно. Только «служебное положение» тут, наверное, все же ни при чем, потому что я, строго говоря, не занимаю никакой должности в издательстве «Амфора». Это, скорее, ловкое использование собственной популярности. Мне очень не нравится ходить в любимчиках у публики и слышать, как мое распрекрасное имечко называют «торговым брендом», но поскольку публика в этом совершенно не виновата, она может получить в качестве извинения разного рода бонусы. В частности, прекрасные книги, составленные по моему вкусу (самому вкусному в мире, разумеется).



– А кто из десяти самый-самый-самый любимый?



– У меня голова и сердце иначе устроены. У меня нет вообще ничего «самого любимого» – ни города, ни книги, ни музыки, ни человека, ни ботинок. Ответом на всякий вопрос о «самом любимом» будут очень (или не очень) длинные списки любимых в равной мере вещей, людей и явлений. Двухтомник «Пять имен» – тоже своего рода список любимых авторов, не очень длинный, и то хлеб.



– Сады магического реализма – это английский сад или французский? То есть «так само идет» или «не даем другой возможности»?



– Конечно, «так само идет». «Не даем другой возможности» – совершенно неприемлемая для меня концепция. Я так ставить вопрос не могу, не хочу, да и не умею. Впрочем, «французские сады» из нас растит судьба, нравится мне это или нет. Но это уже совсем другая история и ответ на иной какой-нибудь вопрос.



– Эти люди нужны литературе или литература нужна этим людям?



– Для меня это слишком абстрактный вопрос. Хотя бы потому, что употребляя слово «литература», разные люди имеют в виду очень разные вещи. Скажем так. Я не сомневаюсь, что тексты этих авторов нужны некоторым читателям. И я думаю, что авторам, мягко говоря, не повредит наличие некоторого числа понимающих читателей. Для меня это необходимая и достаточная мотивация.



– А большие литераторы не злятся, что их не берут в игру?



– А кто такие «большие литераторы»? Мои вроде как тоже не шибко мелкие. Крупные, отборные, сочные, хоть сейчас в корзину. А если серьезно, я не знаю, кто на меня злится, а кто нет, это дело темное. Зато точно знаю одно: если большие мальчишки во дворе играют в войнушку, а тебя не принимают, тут не сопли нужно размазывать по лицу и не маме жаловаться, а затеять свою игру, да такую интересную, чтобы большие мальчишки сами пришли проситься, ну или хоть злиться начали, сопли мазать и маму звать. Очень простой метод, но он работает всегда и во всем.



– А как бы выглядели «пятнашки» от Макса Фрая?



– Ой. Если речь идет о сборнике рассказов, составленном по принципу игры «пятнашки», можно было бы сделать замечательную штуку. Собрать авторов, расположить их в произвольном порядке (тут без священного метода тыка не обойтись), предложить, чтобы каждый задал тему для рассказа следующему, и поглядеть, что будет. Вот прямо не знаю, хоть все бросай и делай, так мне эта идея сейчас нравится.



Размышляла и задавала вопросы Марина Богданова

@темы: Интервью

---

Литературные памятники

[Bookmade]

В год 120-летия со дня рождения Шерлока Холмса столичные власти приняли решение установить в Москве памятник великому сыщику с Бейкер-стрит и его верному помощнику доктору Ватсону.

Уже выбрано место для монумента – герои Артура Конан Дойла будут стоять на Смоленской набережной, недалеко от британского посольства, но как они будут выглядеть, пока не известно. Облик московских Холмса и Ватсона определят по результатам закрытого конкурса среди московских архитекторов.



Источник: Книжное обозрение.

@темы: Новости анонсы, Персонажи

---

[Bookmade]

Обзор Ксении Молдавской по современной детской литературе.

За основу обзора берутся две книги, которые достаточно давно представлены на книжных прилавках и пользуются спросом.

Обзор не новый, дату не увидела, к сожалению. Ибо один автор уже успел поменять издательство и продолжает издавать серию в другом (Матюшкина перешла из Азбуки в Аст/Астрель).

Но, услышать мнение критика никогда не поздно.







_______

Свершилось – западническая петербургская «Азбука», долгое время издававшая очень качественную, но только переводную детскую литературу, взялась за российских авторов. Причем не за тех, которых уже печатают другие издательства, а за тех, кого еще конкуренты «не окучили». Затея, прямо скажем, довольно рискованная: новые книги обязательно будут сравниваться с тем, что делала «Азбука» прежде.



Издательство прекрасно отдает себе в этом отчет и, кажется, даже подталкивает к подобным сравнениям: на обложке сказочной повести «Лапы вверх!» изображен весьма довольный кот Роберто из трилогии норвежца Амбернсьена.



Очередная история кота и пса по-русски действительно напоминает норвежский вариант: антропоморфные герои безо всякого человеческого участия (людей в их мире, кажется, вовсе нет) открывают собственное дело и даже преуспевают в нем. По ходу детективного сюжета кот и пес взаимодействуют с множеством зверей. Забавны картинки, сделанные по принципу «сами сочиняем – сами рисуем» и вполне в духе иллюстраций Николая Воронцова из амбернсьеновских книжек. На них множество мелких деталей, забавных надписей, штук и штучек, предназначенных для разглядывания. А то, что единственный полосатый носок на задней лапе Кролика вызывает весьма двусмысленные ассоциации, не должно смутить юного читателя. Его, читателя, возможно, даже не смутят имена главных героев: кот Кис-Кис и пес Фу-Фу, – хотя лично мне чудится в этом некоторая торопливость авторов. Но в целом книжка получилась забавная. Такой вполне можно занять без отвращения летний уикенд. Только, пожалуйста, без сравнений – они не пойдут на пользу «Лапам вверх!».



Варденбург Д.

Приключения Ульяны Караваевой: Повесть.

СПб.: Азбука-классика, 2004. – 240 с.: ил. 10 000 экз.



Если уж мы стали сравнивать новые книжки с привычной продукцией «Азбуки», то «Приключения Ульяны Караваевой» московской журналистки Дарьи Варденбург тяготеют, пожалуй, к произведениям Астрид Линдгрен. Сходство нашей Ульяны со шведской Пеппи, конечно, весьма условно, но оно есть. Ровно в такой степени, чтобы говорить не о вторичности, а о продолжении традиций. Ульяна самостоятельна, как Пеппи с виллы «Курица», или Эмиль из Ленеберги, чиста душой, как Вася Куролесов, и непобедима, как знаменитый ее однофамилец-милиционер из книги Марины Москвиной. И не страшно, что художник Дмитрий Непомнящий прилепил бедной девочке уши куда-то на уровень нижней челюсти, – Ульяна Караваева все превозможет: выпутается из любых передряг, выручит друзей и найдет своего папу-изобретателя. Потому что за спиной ее – вся мировая детская литература, а дело ее правое. К тому же в «Ульяне» крепкий сюжет, забавные персонажи, жизненные наблюдения и живой язык. А некоторая «комиксность» главной героини только придает ей шарма.



Оба новых проекта «Азбуки» (а книги Варденбург и Матюшкиной и Оковитой грозят перерасти в сериал) стали своеобразными зеркалами, где отражается прежде всего читательский опыт авторов. Довольно дерзкие получились зеркала – каждое по-своему.



Источник: Книжное обозрение.



В дополнение к обзору, здесь можно прочитать интервью с Екатериной Матюшкиной от 22.08.06 >>>

@темы: Критика, Интервью

---

Алиса в стране Чудес

[Bookmade]

Новые образы от разных художников:











Удивительные шахматы любителям сказки:







Другие шахматные наборы с символикой Алисы:

http://www.karpovchess.ru/fairytale_9.html

http://www.constantag.ru/popup/?id=1088748&cat=2185

@темы: Алиса в Стране Чудес

---

Abelardo Morel

[Bookmade]

Взгляд на "Алису в стране Чудес" глазами фотографа:







Клик!

@темы: Алиса в Стране Чудес

---

Ник Прайс / Nick Price

[Bookmade]

Каталог иллюстраций художника >>>

@темы: Иллюстраторы

---

[Bookmade]

Джоан Роулинг добилась судебного постановления, предписывающего интернет-аукциону eBay закрывать любые сделки по продаже контрафактных копий ее книг. Оказалось, что в индийском секторе eBay вовсю торгуют электронными текстами о Гарри Поттере, от продажи которых автор ничего не получает. При этом по индийским законам ответственность за недобросовестную сделку несут участники сделки, а вовсе не предоставляющий им площадку для знакомства интернет-аукцион. Но Роулинг все же удалось добиться своего.



Источник: Times

@темы: Новости анонсы

---

[Rika Oliv]

Дорогие читатели сообщества!

Помню, кто-то (уж простите, что не помню имя) просил картинок из знаменитого советского мультфильма "Алиса в стране чудес"!

ВНИМАНИЕ! НАЙДЕНО!!!!

Наслаждайтесь!

@темы: Алиса в Стране Чудес

---

Ирина Репьева: раздумья и прочее..

[Rika Oliv]

Об «эвкалиптовом столбе», Библии

и писателях-«убийцах»

Книг для детей сегодня выпускается немало. Что же предлагают российские издатели нашим детям? Это либо русская и советская классика, либо то, что вполне можно отнести к «массовой литературе», либо литература переводная. Последняя зачастую довольно высокого качества—например, повести Френсис Бернетт, ставшей кумиром американских детей в начале двадцатого столетия. Или сказочные истории Фрэнка Баума о волшебной стране Оз, первая из которых — «Волшебник Изумрудного города» — прекрасно переведена на русский язык Александром Волковым еще в тридцатых годах. Эти произведения удержались во времени— целый двадцатый век! — прежде всего потому, что были написаны в традициях мировой литературы той поры. Повествуя о выдуманных странах, они показывали характеры своей эпохи и были христианскими по сути, ибо взывали к милосердию человеческому.

Читать дальше >>>

Современная российская литература для детей — довольно убогое и однообразное зрелище. Наши коммерческие издательства увлеклись выпуском «серий». Не думайте, что это истории с продолжением. Нет, «серии»— это произведения разных авторов, но написанные в строго заданных рамках одного и того же жанра. Например, в жанре «фэнтези», «страшилок» — «ужастиков», детективов для малышей и подростков, любовных историй для девочек.

Казалось бы, что в том плохого? Есть ведь детский спрос на эту литературу! Именно те, кому сегодня от девяти и больше, сами приходят в книжные магазины и без помощи бабушек и мам покупают фантастику и приключения. Ну а то, что это книги невысокого художественного качества… «Дети не любят длинные психологические описания, картинки природы, они историю собственного Отечества не любят, они не любят ничего серьезного» — можно услышать от коммерческих издателей и даже самих современных детских писателей. Детям подавай одно быстро развивающееся действие! Они «тоже хотят отдохнуть, улететь от реалий жизни». Как оценить это заявление, с каким критерием подойти к нему? Я нашла ответ не сразу. Поэтому начну свой рассказ с жалобы.



Несколько лет назад мне самой пришлось пройтись по издательствам, дабы пристроить свою первую повесть-сказку «Настя— травяная кукла, или тайны деда Мороза». Примерно сто машинописных листов, которые ребенок младшего школьного возраста мог прочесть сам или с родителями за три вечера. Сознательно выбирала этот объем, объясню вскоре почему. Во время книжной ярмарки в Москве, на ВДНХ, я подходила к представителям издательств и спрашивала их: «В такой-то повести не нуждаетесь?» И первый встречный вопрос был: «А объем какой?» Потом: «А жанр?.. Сказка? Сказка нам как раз меньше всего нужна! Вернее, не нужна вообще». «Почему?» — «За сказками приходят в магазины для своих чад обычно родители или дед с бабушкой и выбирают только те произведения, которые прочли некогда сами. В своем детстве. Так что современная сказка нам как раз менее всего нужна».

Заметьте, речь о качестве произведения или его содержании даже не заходила!

Моя повесть-сказка складывалась в определенном ритме: завязка, развитие действия, кульминация, развязка — на каждую часть страниц примерно по двадцать пять. Едва хватит дыхания пропеть эту песню детям, приучить читателя именно к твоей тональности, рассказать ему поучительную и смешную историю и потом, благожелательно улыбаясь, распрощаться с ним.

Но тут-то и выяснялось, что сто страниц — это «бесконечно много!», издателям таких «толстых произведений» не надо вообще! А надо историю коротенькую — максимум страниц на двадцать пять — сорок! То есть почти что комикс — хотя и для того же младшего школьного возраста.

Какие возникают ассоциации? А вы заметили, как играют в кино актеры среднего таланта? Торопливо! Вспомним замечательную поэтическую историю о любви шестидесятых годов— «Мужчину и женщину» Люлюша и сравним ее с любым современным телевизионным сериалом. У Люлюша было мало действия и много того, что можно назвать «дыханием актеров», их ароматом, аурой. Они могли дышать молча, а ты все равно чувствовал, что они рядом, и ты с ними, и мысли, ощущения актеров во времени как бы совпадают с твоим сопереживанием. Понятно, что любое искусство создает собственную иллюзию временного пространства, но чем ближе оно к реальной жизни, тем проще создать представление о присутствии этого искусства или действующего лица в твоей жизни. И именно это совпадение ритмов, а даже не то, что игра актеров была очень хороша, словно «втягивало» тебя в кинопроизведение.



Пожалуй, это можно назвать принципом природосообразности искусства, в частности художественной книги. Искусство для того и старается подражать жизни, «совпадать с ним» во многих точках, что иначе оно не сможет повести читателя за собой, зацепить за «живое», вызвать к себе доверие. «Массовая» же литература, скорее, отвечает запросам не развития, роста, а деградации личности. Почему?



Писать комиксы — значит прежде всего суживать пространство произведения, ускорять его ритм до противоестественного и в конечном итоге умалять силу его воздействия на маленького читателя. А разве цель искусства, в частности детской литературы, — не заставить читателя думать о смысле собственной жизни и предназначении всего сущего? Разве задача детской литературы состояла когда-нибудь в одном развлечении, а точнее, отвлечении ребенка от подлинной, реальной жизни?

Мне могут возразить, что малые дети — лет до трех, четырех, пяти — не задаются философскими вопросами. А я отвечу: но ведь это возраст «почемучек»! В этом возрасте должны приоткрываться первые тайны предназначения вещей, а также тайны нравственных понятий. Для младшего же школьника уже чрезвычайно важны поступки. Мотивы этих поступков и вопросы: «А я так смогу?», «А как я в этой же ситуации поступлю?». И для ребят восьми–одиннадцати лет вполне по силам поломать голову над той или иной нравственной задачкой не менее трех или четырех дней. Это время «думанья», «сомнений», «совета с товарищами и родителями». На большее им, пожалуй, пока и терпения не хватит. И поэтому чем старше ребенок, тем длиннее должна быть для него книга — если это книга серьезная, конечно. Задача всегда должна быть по силам читателю, но никак не больше или меньше. И что важно — она обязательно должна быть «задачей»! Головоломкой. А не хохмой ради самой хохмы, не иллюстрацией к очевидному или демонстрацией миров, которых нет, никогда не было и не будет.

Ведь как примитивны порой произведения в жанре «фэнтези»! Ну, выдумал автор «свою страну», которой сроду не бывало. Ну, поделил довольно грубо героев на представителей «света» и «тьмы», безликих и похожих на роботов, не объяснив, что в реальной жизни бывают и оттенки, что силы «тьмы» вполне могут выдавать себя за силы «света». А потом и уравнял эти силы, потому что обе борются за власть, обе убивают, обе знают только одно оружие — вострую саблю да огненный меч. Не затрагивая вопросов нравственности — ведь объем произведения задан строго и заранее издательством, издательство же не позволяет автору уходить в глубь жизни, говоря: «Это интересно только взрослым».



И тут в качестве примера хочется привести «сериал» Сергея Сухинова, вышедший в издательстве «Армада» и состоящий книг из десяти, никак не меньше. Сухинов взял чужую идею — замысел Фрэнка Баума о волшебной стране, лежащей посреди Великой американской пустыни. Впервые в эту страну привел русских читателей ныне покойный Александр Волков. Но вот не стало прекрасного советского писателя, который внес в историю о Страшиле, Железном Дровосеке, Льве и девочке Элли очень много своей выдумки. Пришли девяностые годы демократической писательской «свободы», и волшебная страна Оз тут же была оккупирована Сергеем Сухиновым. Он действовал в рамках жанра «фэнтези». Поэтапно сталкивал силы света и тьмы. Заставлял их биться на магических мечах… Так что уже после прочтения первых книг серии «Изумрудный город» стало ясно, что автор, скорее, на стороне сил зла. Своей фантазией он начал активно разрушать устоявшийся миф нашего детства о волшебном, последнем райском уголке на земле. Страшила и Железный Дровосек, которые в нашем представлении всегда были олицетворением вечных ценностей человечества — преданности друзьям, самопожертвования, отваги, смекалки,— стали мутировать прямо на глазах у читателей. То Страшила под воздействием злой магии становится сам на себя не похож, то Железный Дровосек переиначивается. Оба теряют собственную волю, становятся игрушкой в чужих руках. Очевидно, эти первые истории «сериала» писались по принципу «от противного», «все наоборот» и «все прямо противоположно» светлому таланту Волкова. Сухинов перевернул с ног на голову даже фигуру человекоубийцы Людоеда и начал называть его любовно Людушкой. В недра волшебной страны автор насадил целое царство чертей и черных колдунов. Но и на поверхности земли практически перестали действовать законы непременного наказания сил зла и непременной награды за мужество. Желтая страна вообще провалилась в преисподнюю, дворец Вилины разрушен. В общем, в сознании детей вторглись картины ада, и образ волшебной страны получился страшным. Ибо Сухинов привел сюда ужасных монстров жанра «фэнтези»: Черного Рыцаря, Властелина Тьмы. Они и их слуги шныряют под землей, выковырять их оттуда практически невозможно. Победа над ними может быть только временной, как бы подсказывает нам Сергей Сухинов, продолжая от тома к тому свое повествование. И ребенку, если он жаждет торжества справедливости, надо прочесть все десять книг, прежде чем он удовлетворит эту свою естественную потребность и узнает, что правда добра все-таки способна победить целую армию героев хаоса и нежити.

Но, может быть, из книг Сухинова дети сделают вывод, что зло исчезнет, если они сами станут нравственнее и чище? Увы! Борьба белого и черного ведется по правилам жанра. И значит, вся заковырка в том, кто первым овладеет волшебным мечом Торна. Кровь льется потоками, крики, стоны, дым коромыслом. И как потом, изучая романы Достоевского в старших классах, детям, выросшим на жестокой сухиновской прозе, втемяшить в голову, что именно христианское «смирение»— самая сильная на Земле «сила»?



Беседуя как-то с одним процветающим молодым детским писателем, я услышала от него, что он думал о сроках жизни своих лучших повестей и приключенческих романов. Всего их у него около сорока. Однако он считал, что лишь несколько из них проживут тридцать пять–сорок лет. Остальное — умрет, забудется через два-три года. Это все «остальное» он писал не от души, а ради денег, причем совсем небольших. Ради хлеба насущного. Ибо, по московским меркам-расценкам маловато платят сегодня писателям даже богатые столичные издательства. Хочешь кушать— пиши на конвейер. Все «остальное», написанное этим детским писателем, — то, что мы называем «массовой литературой». Иначе говоря, современного детского писателя издательства просто заставляют подписываться под смертным контрактом для своего будущего детища. Так создается тип писателя-«убийцы». Ведь он заведомо лишает своих героев той нравственной силы, жизнеспособности, которая только и в состоянии заставить ребенка к этой книге и героям вернуться еще и еще раз — за утешением, за советом, за подсказкой. Если на все случаи жизни дан один-единственный совет: «Ищи меч» — зачем и книгу-то перечитывать?..

Теперь о моем любимом философе. Это москвич Александр Данилин, психиатр и врач-нарколог. Именно из его лекции «Наркотики “массовой литературы”» я узнала о том, что, собственно, любой писатель дает некий план «спасения человека». Вот только… один план годится лишь для виртуального мира, в который погружает маленького читателя писатель- «убийца». А другой план — для реального мира, в котором мы и наши дети существуем.

Александр Геннадьевич, повидавший на своем веку немало детей-наркоманов, говорит, что это все «неуверенные в себе ребятишки». Зачем льнут они к экранам телевизоров, к компьютерам с их играми, к «массовой литературе»? Да для того чтобы обрести, наконец, силу и правила жизни, по которым им хотелось бы существовать — хоть на коротенький срок, пока книга читается, пока игра играется. Простые правила, несложные, твердые, раз и навсегда заданные, — то есть опять-таки такие, каких на самом деле в жизни нет. Ибо реальная жизнь непредсказуема, и в ней действует великое множество законов, принципов, правил, порой одно другому противоречащих. И писателю надо не потрафлять вкусам «слабака» читателя, а воспитывать в нем ум, логику, спокойствие, уверенность в себе, умение побеждать. «Привязывать» его к реальной жизни, чтобы он ее полюбил и был в ней «своим». А вовсе не был всеми чувствами и мыслями устремлен в выдуманные миры очередного писателя-«виртуальщика».



Есть у коммерческих издательств еще один способ зарабатывания денег: эксплуатация старых и добрых историй. Это когда какой-нибудь родственник наследует сказочных героев своего прославленного предка и пишет «продолжения». Я знаю, по крайней мере, двоих таких: лауреата премии Министерства культуры и Национального Артийского комитета России в номинации «Лучший детский писатель 1997 года» Валентина Постникова и Игоря Носова, внука автора Незнайки.

Первый получил по наследству от папы, Юрия Дружкова, известных всему бывшему Советскому Союзу Карандаша, Самоделкина, разбойников Буль-Буля и Дырку. Тут и изобретать ничего особенного не пришлось. Сиди себе и строчи эти самые «продолжения»: «Карандаш и Самоделкин на Луне», «Карандаш и Самоделкин в стране шоколадных деревьев», «Карандаш и Самоделкин в стране людоедов»… Однообразные шутки, однообразные приключения. В лучшем случае они напомнят о том, что есть-де в мире Луна. Постников характеры папиных героев не развил, не пополнил, ничего к ним не прибавил своего. Скорее, растерял. Растерял неподражаемую чуткость Юрия Дружкова к слову, его остроумие, умение воззвать к лучшим чувствам в душе ребенка.

Игорь Носов тоже предпринял попытку продолжения приключений известных персонажей — Незнайки и его друзей. Но недаром говорят, что природа отдыхает на потомках гениев. А «отдыхает» потому, что одно стремление заработать литературным трудом не может стать стимулом творческого вдохновения. Легкий хлеб невкусен. В суете разговоров о том, как выжить сегодня, мы стали забывать, что писателем, трезво и справедливо свидетельствующим о своем времени, стать не просто. Что рождает писателя не само по себе желание «сочинять», а зрелый опыт его жизни. Что прежде чем придумать «план спасения», надо самому спастись по этому плану. И если у автора нет опыта собственных страдания, победы над собой, наблюдений за чужими победами, «горбом нажитых» принципов, то интересную, оригинальную книгу он не создаст. А сотворит лишь жвачку, пусть сладкую и длинную, про «любимых героев», но все-таки одноразовую.



Детский психолог Надежда Юдашина, которая работает в одной из московских школ, утверждает, что у человека есть несколько точек— привязок к реальной жизни. Это любовь к природе и умение ею наслаждаться. Это неспешная классическая музыка, ритмы которой совпадают с биологическими ритмами человека — то есть тоже природосообразная по сути. Это физический труд, особенно на земле. Творчество. Религия. Знание своего прошлого и прошлого своего народа, его мифов. Любовь к животным. И, несомненно, любовь к нашим близким, к Родине, к своей культуре и своему народу.

Но где наши новые детские писатели, пишущие о природе сегодня? Новые Скребицкие, Пришвины, Соколовы-Микитовы? Таких книг вы в магазинах детской литературы не найдете! Там одни справочники по птицам-зверям! Где реалистические повести и рассказы о современных школьниках, какие писал все тот же гениальный Николай Носов? Я имею в виду «Витю Малеева в школе и дома», «Веселую семейку». Где наши повести-сказки и романы-сказки? «Массовая литература» их не заменит потому, что у нее другая задача, виртуальная — уводить от страданий, от Бога, который тоже познал на Земле страдания. И, уводя от них, она создает иллюзию жизни, где желания всегда сбываются, где действует иная иерархия ценностей, где есть боги, но нет Христа. Где жизнь человека вовсе не протекает вокруг Пресвятой Троицы, которую многие поколения наших православных предков ставили в центр своего бытия.

И тогда меняется сама роль писателя. Творя с быстротою станка и выдавая на поток продукцию для всевозможных серий, писатель убивает в своем сказании саму реальную жизнь. И становится убийцей жизни в себе, в своем произведении и в читателе. И как обычные убийцы, он работает торопливо. Два-три месяца— и книга готова. За нее заплатили? Можно о ней забыть.

Александр Данилин, православный врач и философ, иначе, чем Надежда Юдашина, выразил свое понимание назначения настоящей, хорошей детской литературы. В своих книгах и лекциях он говорит, что в реалистическом произведении, даже если оно выполнено в жанре сказки, фантастики, детектива, но не оторвано от жизни, всегда находится «эвкалиптовый столб». Вокруг этого столба произведение и создается. Что это за понятие такое? Для одного современного нам, но живущего первобытно, австралийского племени «эвкалиптовый столб» был тем столбом, вокруг которого организовалась его жизнь, строились дома, ходили по деревне люди, влюблялись, женились и умирали. Мифы племени рассказывали, что этот столб связывал небо и землю, потому что некогда именно по нему поднялся на небеса главный бог племени. И поднялся только после того, как дал племени законы — заповеди. Когда племя уходило куда-то, оно уносило этот столб с собой — буквально как русская эмиграция первой волны унесла свою культуру и религию на Запад. И сохранение этой родной «почвы», «космической оси» на чужой земле позволило русским эмигрантам, вроде Бунина и Шмелева, писать абсолютно русские произведения даже на чужбине. А Ивану Бунину стать Нобелевским лауреатом.

С этой точки зрения «культура»— организованное, вырванное у хаоса, и, значит, «священное» пространство и время. А «эвкалиптовый столб» в произведении для детей организует жизнь маленьких читателей. Но если его нет, нет в рассказе, повести, сказке, стихах нравственных табу и добрых примеров поведения — произведение не организует жизнь, не дает ребенку точки опоры и «почву», на которой он вырастет нормальным человеком, а наоборот, вносит в нее элементы убийственного для души хаоса.

Если дальше следовать этой логике, произведение должно быть именно такого объема и такой длины, дабы, попав в это священное пространство, именно для «думанья», ребенок смог бы успеть принять какое-то очень верное и важное для себя решение. Очевидно, что такое «священное пространство» не может предвидеть и, следовательно, заказать издательству сам малоопытный малыш лет девяти–тринадцати.

«Массовая» же, или «конвейерная», литература для детей руководствуется сегодня именно заказом читателя. Известный детский писатель Дмитрий Емец рассказывал мне, что планы издательств порой формируются такими письмами детишек: «Хочу приключения с монстрами», «А мне, пожалуйста, еще и с динозаврами!», «Чтобы там еще обязательно был и ядерный взрыв!» В общем, коммерческие, негосударственные издательства ставят писателя перед детьми в позу официанта: «Чего изволите?» Писатель перестает быть самим собой, независимым исследователем и первооткрывателем, он перестает наблюдать, копить жизненный опыт и делиться им. Его религиозность и политичность тоже не нужны. Государственник ли он или анархист, нравственный человек или безнравственный — какое дело, если все, что он сочиняет, хорошо продается! Он — шоумен!

И многоуважаемый мною Дмитрий Емец, начавший с оригинальных и талантливейших сказок «Приключения домовят» и «Куклаваня и компания», кандидат филологических наук и православный христианин, зачем-то состязается сегодня с автором «Гарри Поттера», сочиняя свой «сериал» про Таню Гроттер.

Первый том, «Таня Гроттер и магический контрабас», пожалуй, можно еще назвать талантливой пародией на «Гарри», жизнерадостной и сочной. В конце концов, когда-то «Дон Кихот» тоже писался как пародия. Да и семейство Дурневых, «новых русских»,— примета времени. Но второй том — «Таня Гроттер и исчезающий этаж» — меня разочаровал. Исчезающий этаж — тайна, вынесенная в название произведения, слишком похожа на «Черный квадрат» Малевича. Это самая настоящая «мистификация человечества», как сказал об этой картине Игорь Петрович Золотусский. Приманка и жвачка одновременно. Жвачка, потому что продлевает приятное нахождение маленького читателя в школе волшебников. Приманка, потому что за тайной исчезающего этажа нет настоящих загадок жизни.

Давно слежу за творчеством Дмитрия Емца и до сих пор считаю его одним из лучших детских писателей страны. Но когда я понимаю, что его целью стало, скорее всего, желание переплюнуть тиражом «Тани» тираж знаменитого и раскрученного «Гарри», с дальнейшим переводом сериала на английский язык, мне становится за писателя страшно. К чему придет он в конце концов, к какому берегу прибьется? Сегодня толчком для его вдохновения стал чужой мир англичанина Гарри Поттера. А меж тем именно жанр сказки способен сделать произведение «национальным» по сути. Потому что родная сказка вполне может опираться на архетипы народа, к которому принадлежит писатель, его родную историю, предания и мифы. То есть на лучшее как в сознании, так в подсознании автора и читателей.

Роллан Барт, один из создателей философии постмодернизма, сказал как-то о рекламе: «Реклама не создает, а отражает массовую психологию». То же самое можно сказать и о «серийной литературе»: она не создает. То есть она не помогает ребенку стать творцом собственной жизни. Она лишь «отражает» — в лучшем случае какую-то его мечту, пожелание. Вместе с героями «массовой литературы» он действительно «отрывается», но от родной ему «почвы». Действительно «улетает», но словно в наркотической галлюцинации. Однако галлюцинация— это уже болезнь души. А «массовая литература» — галлюциноген. Вкусы ребенка-читателя должны все-таки формировать взрослые, а не те дядьки, что любят длинный рубль и всю жизнь бегают только за ним.

Когда я долгое время была больна и несколько страшных месяцев прикована к постели, и во мне оставались самые последние капли «воли к жизни», именно детские книги о природе я читала тогда вместе со своей младшей, четырехлетней дочерью. Чистота мышонка Пика Виталия Бианки, мышиная трудная жизнь со страданиями от холода, голода и преследования врагов, как ни странно, не отвращали меня от жизни, а возвращали к ней. Но сегодня самые крупные и богатые издательства страны находятся в столице. А столица наша давно уже стала многонациональным, а вернее, наднациональным мегаполисом. Следовательно, о том, чтобы показать в детской книге провинцию, сегодняшнюю деревню, русского национального героя — в этих издательствах заботиться некому. А жанр «фэнтези» вообще может занести героев далеко: в средневековье с рыцарями, никогда в России не жившими, или к космическим пиратам на планету в созвездии, которого нет ни на одной карте.



Пожалуй, наиболее сбалансированно сочетает в себе «фэнтезийность» и одновременно народную русскую сказочность писательница Тамара Крюкова. Пример тому ее сказка-роман «Гордячка». Гордость она рассматривает с позиций православия как великий грех, способный искалечить и характер человека, и его жизнь. И когда в последующих романах (продолжениях этой истории) вплелись вдруг восточные мотивы и приметы западноевропейских сказок, душа читателя захолодела. Она словно потеряла ощущение родного и узнаваемого, а потому и с легкостью, с желанием воспринимаемого. Но ведь произведения Тамары Крюковой, несомненно, намного ближе к нам, чем трилогия о мутантиках Дмитрия Емца. Когда из сказочной истории исчезли люди и в ней появились уроды, изувеченные ядерной войной. Пусть часть из них — существа приветливые и милые. Но это тоже черта нашего вредоносного времени: главными героями в детских произведениях становятся монстры. Причем одни из них злые, как Человек-Пингвин, другие добрые, как Человек-Паук. И они борются друг с другом. И это тоже— борьба не душ, а преимущественно технических средств: мечей, ядов и пушек, которыми в нормальной жизни человек не владеет. Значит, «теория спасения» комиксов и «фэнтези» в реальной жизни пригодиться ребенку не может! И большой поклонник Человека-Паука или Бэтмана тоже может вырасти трусом и подлецом.

Но что такое психическая норма сегодня? «Способность современного человека к адаптации», — определяет Александр Данилин. То есть адаптации к реалиям жизни, подчас страшным, полным страдания и сомнений, неизвестности и тревоги. Значит, детская литература не должна уходить и от показа страданий. В том числе страданий души после того, как совершен дурной, безнравственный поступок. Вспомним «Детство» Льва Николаевича Толстого. Голос совести в ребенке — это глас Божий! Если же в детском произведении автором поднимаются из окопа другие боги: то монстры, то добрые мутанты — детское сознание никогда не проснется. Он никогда не повзрослеет. Вся его ответственность за себя и за жизнь сведется к тому, что в трудный момент жизни он попытается нащупать в своем кармане… пистолет или пушку. Или же позвать Бэтмана! Читая эти книги, он не внутренне изменится, а, скорее, внешне, нацепив на себя майку с очередным героем комикса-сериала. Это он, переодевшись, героем себя почувствует. Но героем не станет!

А ведь сегодня очень мало писателей, которые создают исторические повести для детей. И мы совсем перестали писать о детях-героях. Словно их никогда в России и не было.

А «страшилки», за написание которых взялся сегодня даже Эдуард Успенский? Только ли «щекочут» они детские нервы? По ним бродят тени всевозможных злодеев. Наши, отечественные авторы, как правило, смягчают тон «ужастика» юмором. Иностранные, напротив, стараются приделать злое лицо даже клоуну, даже рождественскому кролику. Как бы говоря ребенку: «Не думай, что ты защищен. Тебя может укусить даже любимая кукла!» Однако каждый детский писатель должен помнить: у ребенка нравственные ценности еще не устоялись. Александр Данилин считает, что ребенок может начать копировать как поведение доброго, так и злого героя. Для него нет между ними значительного разделения. Подросткам же вообще нравится смерть, они романтизируют все то, от чего она происходит… Помню, что и меня в детстве так околдовал фильм о Ромео и Джульетте, что, возвращаясь домой, я играла прямо на лестнице в подъезде ту часть его, где Джульетта умирает, заколов себя кинжалом. Мне было тринадцать лет, и так сладко было «умирать» хотя бы и понарошку. Возможно, потому, что душа по природе — христианка, и для ребенка бессознательно сон смешивается со смертью. Это лишь этап перехода в иную, загробную жизнь души. Но интерес к смерти опасен. Потому что может привести и к самоубийству. Ни к жизни, ни к смерти относиться с пренебрежением нельзя. Нам нельзя полюбить смерть…

Но в одной религиозной книге я прочла, что современный человек уже полюбил небытие. Причем настолько, что стремится к нему. Ему сладостно уйти от страданий и испытаний жизни, направляясь к вечному покою. «Массовая литература» — вариант этого самого комфортабельного покоя. Но захочет ли такой, избалованный душевным комфортом человек служить потом в армии, кого-то спасать, жертвуя собой, отправляться на войну? Сможет ли защитить жену и детей?

Институт социологии РАН проводил исследования среди молодежи и выяснил, что она, повзрослевшая на волне новой детской литературы последних десяти лет, эгоистична, действительно высоко ценит комфорт и вовсе не намерена повторять чьи-то подвиги самопожертвования. Так что ответ на мой вопрос имеется…



Вот принципы, на которых должна сложиться, на мой взгляд, «другая волна» детской литературы. В ней должна быть и героика, привязанная к жизни, и психологические портреты, и юмор, но главное — она должна быть национальной! Ведь все эти друзья нашего детства: Иванушка-дурачок, Марья-царевна, Кощей и Баба-яга, Лутонюшка и Снегурочка— наши архетипы. Это мы сами, и это «почва» в нас самих. Об этом интересно написал князь Евгений Трубецкой в своем очерке о русской народной сказке. Другая моя настольная книга — «Поэтические воззрения славян на природу» Афанасьева. Да один только словарь Даля с его забавными, чисто русскими и давно забытыми словечками может пробудить фантазию детского писателя и породить новые сказочные образы. А поговорки, потешки, пословицы?.. А разве не национальны «Путешествие Нильса с дикими гусями», приключения Карлсона, Буратино, Незнайки, Алисы в стране чудес? Отчего же не востребована тогда издательствами современная русская сказка? Не потому ли, что она-то как раз и имела яркое национальное лицо? Что это была бы самая, что ни есть, «почвенная литература»? Да, в ней тоже полно выдумки, но она всегда будет держать связь с современными детьми через те архетипы, которые она и они равно несут в себе!



Национальная сказка — сильное политическое и гражданское оружие. Если масон Уолт Дисней уповал на американский мультфильм, ожидая, что именно он вырастит истинного американца, то сегодня души и лица наших детей могут сделать истинно русскими именно сказки — повести и сказки-романы. Может быть, не сразу, может быть, лет через десять, но смогут! Я в это верю! Только следует поддержать этот жанр, его возвращение на коммерческий рынок. Ведь, согласитесь, страшно читать такие признания врача-психиатра: «Старшее поколение никак не может принять простейшего факта: никакое “я” новому поколению не нужно. Оно обременяет»! Идентификация личности молодому поколению не нужна! «Массовая литература» уже произвела на свет «массового человека», похожих друг на друга «клонов», оболочки без сущности. А реклама «Клинского» пива довершила это убогое образование.

И еще один очень важный момент. Наша отечественная история уже тысячу лет христианская. Поэтому, говоря об архетипах и праистории, мы не можем миновать в своих произведениях христианские сюжеты. Это тоже наш «эвкалиптов столб».

Недавно купила я маленькую и теплую книжку «Клайв Льюис и его сказки». Клайв не сразу стал христианином и никогда не был православным, но интересно то, что именно принятие веры стало толчком для его вдохновения. Вот, например, как объясняет он тематику своих «Хроник Нарнии»: «“Племянник чародея” повествует о сотворении мира и о том, как зло проникло в Нарнию. “Лев, Колдунья и платяной шкаф” рассказывает о распятии и воскресении. “Принц Каспиан” говорит о восстановлении истинной религии на месте искаженной. “Конь и его мальчик” рассказывает о призвании и обращении язычника. “Путешествие на край света” посвящено духовной жизни… “Серебряное кресло” повествует о постоянной войне против сил тьмы. В “Последней битве” говорится о пришествии Антихриста (Обезьяны), конце света и последнем суде».

Христианство так плотно было переплетено со сказочной основой, что без этой подсказки самого Клайва я бы не смогла точно тематически обозначить части его романа. Надо ли говорить о том, что английские дети любили эти истории, а в университете, где Льюис зарабатывал на кусок хлеба, работали злые дядьки — дьяволопоклонники, которые преследовали его и пытались лишить работы?

Клайв Льюис придал своим библейским историям современный вид, а героям своей детской Библии — черты современных ему детей. Говорят, что «Хроники Нарнии» написаны суховато. Может быть. Но оба моих ребенка именно эту книгу берут в руки, когда на них нисходит печаль, и перечитывают ее, она их согревает именно причастием к библейским мотивам. Сказки Льюиса до сих пор дают нам надежду на жизнь вечную и показывают пути ее обретения — нравственное самоусовершенствование. Может быть, нам последовать его примеру?



Полагаю, что уже написанные сказки лежат не только у меня «в столе», но и у других детских писателей. А ведь они могли бы разбудить в ребенке дремлющее национальное самосознание… Союз писателей России мог бы продумать систему грантов или хотя бы конкурсов для современных писателей-сказочников.

Откуда: http://www.moskvam.ru/2003/01/repiova.htm

@темы: Критика

---

Умник Юстейн Гордер

[Rika Oliv]

С одного форума:





Давно уже обратила внимание на некий кризис в современной детской - точнее, очень детской, совсем для маленьких, - литературе. Какие-то сюсюкающие сказки, какие-то кошмарики типа творения Люка Бессона про Артура и минипутов (хотя это уже не для малышей вроде).

Вот на просторах Инета наткнулась на подтверждение своим мыслям:

"Моему сыну пять лет. И вот уже четыре года я регулярно читаю ему книжки. Начали мы с традиционного: "Наша Таня громко плачет", "Не хотел котёнок мыться Опрокинул он корытце", "Муха по полю пошла" и так далее.

Ну вот, взять хотя бы незатейливую книжицу "Азбука для мальчиков", купленную мной с благородной целью взяться с ребёнком за первичное освоение букв. Маленькая, с картонными листами, книжка эта явно предназначена для детишек до двух лет. Почему же тогда на букву Д в ней изображены рыцарские доспехи, а на букву О - орбита?

Вы знаете способ объяснить годовалому малышу, что такое орбита? Я - нет...

...Зашла как-то в магазинчик старой книги, смотрю - распродажа шикарных детских изданий из серии "Маленькие человечки". Формат А-3, глянцевые страницы, шикарные цветные иллюстрации - в общем-то, по идее, дорогущие должны быть книжки.

Ан нет - всего-то по 50 рублей стоят.

Выбрала я "Лягушачий замок" Юстейна Гордера. Фамилия сказочника, правда, незнакомая, но в аннотации написано, что он норвежец, а я скандинавских писателей люблю. Решила, в общем, рискнуть.

Рискнула... Гм...

Читать дальше >>>

Начало у сказки вполне приличное было. Мальчик, неизвестно каким образом, в пижамке и босиком оказался ночью в лесу и повстречал там гнома. Гном отвёл его к себе домой и накормил блинами, а потом они вместе пошли на берег пруда и увидели там лягушку.

Гном начал уговаривать мальчика поцеловать лягушку, чтобы та превратилась в прекрасного принца (надеюсь, вы в курсе, что это только в России лягушки превращаются в царевен, а на западе всё совсем наоборот).

Мальчик, естественно, целоваться с лягушкой не захотел, тогда гном начал доказывать ему, что отказываться бессмысленно, тем более что сам мальчик произошёл от головастика.

Дальнейший их разговор я цитирую дословно:



" - Я появился из маминого живота, - сказал я. - А туда я попал, потому что папа поцеловал её. Ведь когда он поцеловал её, к ней в животик попало несколько таких маленьких штучек.

- Мы сразу должны решить один важный вопрос, - сказал гномик. - Какие такие ещё штучки, если не головастики, приплыли в животик твоей мамы, когда папа её целовал? И разве её поцеловать лучше, чем лягушку? Кроме того, разве мама с папой никогда не называли тебя, купая в ванне, своим лягушонком? И как ты думаешь, мог бы ты умудриться жить у неё в животе, если бы не умел плавать как лягушка?"



Уфф... Дочитывала я этот фрагмент дрожащим голосом. Я не ханжа, и никогда не вешала Славке лапшу на уши на тему того, что его нашли в капусте или принёс домой аист.

Но версия заплывания головастиков в мамин живот при поцелуе с папой, честно говоря, меня не вдохновила... Искренне надеюсь, что она не отложилась у Славки в голове. Впрочем, даже если и отложилась, в садике его, видимо, уже успели познакомить с другими версиями.

Недаром он спросил меня недавно:

- Мама, а у меня в писе одна детка или две?

Я сделала удивлённое лицо:

- А с чего ты вообще взял, что у тебя там детка?

- Ну как же, у меня ведь там яйцо!

М-да, всё-таки, видимо, детям идея происхождения людей из яйца ближе, чем версия о головастиках...



Но вернёмся к книге "Лягушачий замок". После головастиков мне, честно говоря, было как-то очень боязно читать эту увлекательную сказку. Но очень уж там иллюстрации были красочные, да и вообще - кровный полтинник всё-таки выложила... В общем, я решила продолжать. Сюжет в книге покатился дальше. Мальчик всё-таки поцеловал лягушку, она превратилась в принца, принц повёл мальчика с гномом в замок знакомить с королём и королевой.



Вот как описывается появление королевы: "Вскоре из боковой комнаты показалась какая-то непонятная дама, у неё была голая грудь, совсем как у тёти Ингрид, когда та расхаживает по пляжу, за что её и прозвали королевой Телемарка. Я, правда, честно говоря, никогда не мог понять, как это можно стать королевой только потому, что сбрасываешь с себя всю одежду во время летнего зноя".



Этот отрывок я, надо сказать, пробормотала каким-то бессвязным шепотом, запнувшись на голой груди и совсем уж стушевавшись на тёте Ингрид.

Но я ещё не знала, что впереди ждёт меня ещё одно испытание:



"ТРИТОНЫ! - закричала королева так громко, что у нее подпрыгнули соски".



Скажу вам честно, на сосках я сломалась.

Не знаю, что там было дальше, описывал ли Юстейн Гордер изумлённой детской аудитории свингер-вечеринки и сцены групповых изнасилований - я решительно захлопнула книгу, и дальнейшее её содержание осталось скрытым для меня завесой тайны. Всё никак не могу собраться отнести эту занимательную книженцию обратно к букинисту - вот кому-нибудь ещё будет сюрприз...

Дегтярева Виктория

Собственно, сам форум: http://teron.ru/index.php?s=8eb3506...showtopic=55606

@темы: Критика

---

Неужели возродится "Детская литература"?!

[Rika Oliv]

Олег Вишняков: "От нас ждут прорывов и свершений"



"Детская литература" как "Знак качества"

Около месяца прошло с тех пор, как в государственное издательство "Детская литература" Министерством по делам печати был назначен новый директор. Им стал Олег Вишняков (окончил журфак МГУ, в 1991-1993 гг. работал в журнале "Новое время", затем в издательстве "Эгмонт Россия" - редактором, главным редактором и заместителем директора). Какие изменения произошли в "Детлите" за этот месяц, каковы перспективы и планы - в беседе с Олегом Вишняковым.

Читать >>>

- ЧЕМ вы занимались этот первый месяц на новом месте?



- Само предложение прийти в "Детскую литературу", честно говоря, было для меня неожиданным. Я семь лет проработал в детском издательстве "Эгмонт Россия", но первый мой вопрос был: "А "Детская литература" еще существует?" Я общался со всеми нашими потенциальными конкурентами, но о том, что "Детская литература" выпускает какие-то книжки, не слышал. Оказывается, выпускает, хотя и немного. В прошлом году было выпущено 56 книг - цифра, конечно, смешная для такого издательства. "Детскую литературу" никто не воспринимал как серьезного игрока на рынке. За этот месяц я посмотрел, как построены дела, что выпускается, что готовится, кому продается, кто и как расплачивается. Плюс шла самая обычная инвентаризация.



Надо сказать, кое-что показалось мне каменным веком: отсутствие компьютеров, штатных дизайнеров, ценовая политика, некоторые профессиональные моменты, связанные с торговлей, то есть те вещи, которые в издательском деле знают уже, кажется, все. Но при этом я увидел здесь нечто уникальное: сохранилась культура работы над книгой, чего сейчас нет ни в одном детском издательстве. Это по-хорошему старая школа художественных редакторов; это пять корректур, которые проходит каждая книжка. У других, уважаемых мною детских издательств, помимо действительно качественных книг, бывает более половины проходных, - это "вал", где могут быть и грамматические ошибки, и какие-нибудь висячие строки, и откровенно плохие иллюстрации, и скверные переводы (если это лицензионные издания) - а переводит сейчас кто попало, да и пишет кто попало... Здесь этого нет и не будет. В "Детской литературе" книги всегда отбирались очень тщательно - лучшие из лучших. Здесь прекрасные авторы, здесь не встретишь ошибок; если издается классическое художественное произведение, то всегда ему предшествует грамотная и отлично написанная вступительная статья. Сейчас этого нигде не найдешь - на это просто нет времени. Кроме того, все книги соответствуют гигиеническому сертификату, что тоже явление нечастое. При минимуме средств здесь работают замечательно.



- А сколько сотрудников?



- Более 80. И, конечно, штат сильно раздут. Маленький пример. Допустим, "Эгмонт Россия", где я работал, - издательство выше среднего. Не "монстр" - не "ЭКСМО", не АСТ. Тем не менее прошлогодний оборот "Эгмонта" был в 25 раз выше, чем у "Детской литературы". Годовой оборот "Детлита" равняется примерно половине месячного оборота "Эгмонта"! А в "Эгмонте" сотрудников всего около 40.



- В "Детской литературе" тоже все будет хорошо, если будет выходить на порядок больше книг.



- Естественно. Но для этого не было денег. Издательство уповало на господдержку, считалось, что это палочка-выручалочка. Поэтому такие инициативы, как, например, взять кредит в банке, или другие в принципе возможные вещи - просто не рассматривались.



- Так все-таки откуда деньги-то возьмутся?



- Министерство обещало нам помочь.



- То есть опять речь идет об упованиях на госбюджет?



- Не совсем так. Есть перспективы инвестиций с подключением коммерческих структур, которые будут вкладывать в "Детскую литературу". Я представил в министерство бизнес-план, предусматривающий довольно неплохую прибыль - естественно, не сразу, а где-то к концу второго года работы.



- И все же даже не большинство, а все детские издательства зарабатывают деньги именно за счет того "вала", о котором вы говорили выше. Не придется ли "Детской литературе" заняться тем же?



- Само название, сам имидж "Детской литературы" все еще очень многое говорит читателю. И хотя некоторое время книг "Детгиза" фактически не было видно, это осталось. Даже если абстрагироваться от каких-то высоких слов, я считаю, что можно строить обычный деловой расчет именно на выпуске качественных, культурно сделанных книг. И марку "Детской литературы", этот известный всем логотип, мы будем продвигать именно как марку. Приходит, к примеру, родитель в книжный магазин, в детский отдел. Глаза разбегаются: яркие обложки, толстые, тонкие, цветные, всякие книжки. Что купить - неясно. Конечно, можно ориентироваться по именам классиков детской литературы, которые тоже могут быть изданы не бог весть как, с ошибками, невнятными картинками или в "адаптированном" виде. А с виду и та книжка хорошая - и эта. Чтобы понять, нужно как минимум заплатить деньги и прочитать с ребенком - или ребенок сам прочитает. Мы же будем предлагать следующее. Если приходите в магазин, ищите логотип "ДЛ"! Как в советские времена "Знак качества". Будьте уверены, халтуру вам не подсунут, книжка хорошая - причем по всем параметрам. Хотя рядом может лежать книга того же автора, но другого издательства. Я надеюсь - и мы будем к этому стремиться, - читатель будет понимать, что усилия, затраченные на подготовку книги в "Детской литературе", были выше, сотрудники у нас более квалифицированные, и сама книжка лучше. Именно поэтому нам нельзя опускать планку и печатать что попало - какие-нибудь второсортные детские детективы. Это не значит, что мы будем вовсе отказываться от детективов, или фантастики, или любого другого легкого жанра. Но это должна быть литература с большой буквы. Скажем так, не Маринина. А по крайней мере... Акунин!



- А где возьмете такую? Ее же нет - не видно. Даже маститые, хорошие авторы паразитируют сами на себе - на давно изобретенных приемах, героях, образах. А что касается классики - то не все же жить на переизданиях?



- Отвечу. Что касается классики. Одной из первых наших задач будет переманить (я совершенно откровенно говорю) классиков обратно в "Детскую литературу". И наследников, и ныне живущих. Многим из них гораздо почетнее было бы издаваться в "Детской литературе". Я со многими известными писателями пообщался. Посыл у всех такой: если бы еще у вас платили достойно, мы с удовольствием при прочих равных перешли бы к вам. Поскольку предполагается, что платить мы будем достойно, то сочетание морального и материального стимула, я надеюсь, через какое-то время приведет к тому, что все лучшие авторы снова будут в "Детлите". Естественно, у многих есть обязательства перед другими издательствами. Но эти обязательства не вечны. То же самое произойдет и с редакторами, которые в свое время ушли туда, где платили деньги.



А касаемо современной литературы я не совсем согласен, что достойных детских произведений сегодня нет. Может быть, нет прежнего высочайшего уровня. А может быть, пока нет. В силу специфики нашего книгоиздания нераскрученные имена, как правило, стараются не публиковать. Просто все знают, что Маршак продастся - а кто-то другой, неизвестный, нет. И как раз в данном случае "Детская литература", пожалуй, действительно единственное издательство, которое все-таки выпускает современную качественную детскую литературу. У нас есть серия для среднего и старшего школьного возраста "Опасный возраст". Возможно, и скорее всего, эту серию придется трансформировать. На мой взгляд, нужно работать с оформлением, наверное, ошиблись и с мягкой обложкой (которая у многих сегодня вызывает отторжение). Тем не менее одна из книг этой серии, "Трудное время для попугаев" Татьяны Пономаревой, только что выдвинута от России Международным советом по детской книге на соискание премии Януша Корчака - одной из престижных в детской литературе. Дело-то не в том, что земля оскудела талантами, а в том, что им не дают путевки в жизнь. "Детская литература" всегда была не только издательством с академическим подходом к книгоизданию как таковому, но и лабораторией поиска. Если это направление будет выдержано, то к нам пойдут не только классики, но и огромное количество новых людей, среди которых, безусловно, будут таланты.



- Какие грядут структурные изменения? Я знаю, что планируется слияние с издательством "Малыш" и, наверное, будут какие-то кадровые перемены?



- Естественно, кого-то из сотрудников придется менять - но это не значит, что пришла новая метла и всех вымела. Если вместо нынешних редакторов придут бойкие мальчики и девочки, мы просто перестанем отличаться от других издательств. А тогда на чем мы сможем сыграть? Прежде всего должны произойти изменения в службе реализации, должна появиться служба маркетинга, которая была у нас только на бумаге. А "Малыш", если решение о слиянии будет принято, я думаю, станет импринтом "Детской литературы", который будет выпускать то же, что и всегда - книжки для самых маленьких, для дошкольников. Будет, видимо, отдельная редакция в составе "Детлита", а производственные и все остальные отделы будут общими.



- И последний вопрос. Вы и сейчас часть времени проводите в "Эгмонте". Не получается раздвоения? Или, наоборот, некоего холдинга?



- Никакого слияния или объединения "Эгмонта" с "Детской литературой" или кем бы то ни было просто не может быть. "Эгмонт Россия" - это иностранная, датская компания, которая ни в какие холдинги и финансовые ассоциации не вступает, капитал здесь не размещает. Издавать "Эгмонт Россия" может все что угодно, если это приносит прибыль, а во всех остальных операциях в России издательство сильно ограничено. Конечно, я бываю пока и там, но это связано с неожиданностью предложения. Надо просто сдать дела на старом месте.

Беседовал Александр ВОЗНЕСЕНСКИЙ

Откуда: http://exlibris.ng.ru/izdat/2000-08-10/4_detlit.html

@темы: Интервью

---

Под одну гребенку ИЛИ авторы, которых нет?

[Rika Oliv]

Лев Яковлев: "Детские писатели не хотят быть авторами"

Детские книги будто написаны одним автором - которого нет

Лев Яковлев - писатель, автор и ведущий передачи "Хорошие книжки для девчонки и мальчишки", составитель детских книг, руководитель творческого объединения "Черная курица" при Фонде Ролана Быкова. Наша беседа была приурочена к десятилетию "Черной курицы", возобновлению передачи на канале ТВЦ и предстоящей Московской международной книжной ярмарке на ВВЦ.



- Когда я вижу твою передачу, там действительно показывается много хороших детских книг, но в основном они познавательные, энциклопедии. А собственно литературу увидишь очень редко. Отчего так?



- А ее нет. Или почти нет. В передаче я стараюсь рассказать о чем-то более-менее неординарном. Но найти книжки очень сложно. Действительно, энциклопедии - это жанр с хорошим порой дизайном: прекрасные иллюстрации, бумага, полиграфия, умная, со вкусом, подача материала. А что касается сказок, стихов, рассказов, повестей - их я не вижу. Отличить одну книгу от другой невозможно. Такое ощущение, что всех нас научили выражаться одними и теми же словами и одинаково их складывать. Мы чувствуем одинаково, дышим, нюхаем и живем... Такого, кажется, никогда не было! Чуковский, например, был смелым, изысканным, энергетичным фантазером. А, предположим, Хармс был "игроком", испытывающим удовольствие от того, что слова булькают во рту, и смысл булькает, и все перевертывается. А, скажем, такая поэтесса - Эмма Мошковская, - она выпевала стихи, это были не стихи даже, а какие-то вокальные упражнения. А были еще у нас духарной Юрий Коваль, рафинированный и эмоциональный Валентин Берестов и многие другие...

Читать дальше >>>

Сейчас ситуация отсутствия авторства. Мы знаем имена, фамилии, но когда читаем, не видим за текстом личностей. Вот пример. Есть Кир Булычев, который пишет 20-е или 30-е продолжение "Алисы". Я специально выписал: "Алиса и Бронтя", "Алиса и три капитана", "Алиса на астероиде", "Алиса и Волшебник", "Алиса и пираты", "Алиса и Гай-до", "Алиса в центре земли", "Алиса в Стране Забвения", "Алиса в прошлом", "Алиса и лилипуты", "Алиса и динозавры", "Алиса и крестоносцы", "Алиса и сыщики", "Алиса и привидения" и т.д. Алиса тут что-то вроде рекламы банка "Империал": Алиса и всемирная история, Алиса и какое-то событие. То есть герои становятся рекламными персонажами.



- А что в этом плохого - если это кому-то нравится? Была ведь (и есть) эпопея Волкова об "Изумрудном городе" - там тоже сериал, и герои, скажем так, не тускнеют.



- Зато сейчас появились продолжения этой истории, чудовищные по стертости текста. Там присутствует та же девочка Элли, тот же Страшила и Железный Дровосек. И человек, взрослый, со вкусом, с пониманием, покупает книжку-продолжение своему ребенку, думая, что это тот же уровень. И это оказывается графоманией. Да напиши Волков 20 книг, и он бы этого не избежал! Вещь рождается по-настоящему тогда, когда она придумывается впервые.



- Ну и что, покупают ведь - и никто не жалуется.



- В том то и дело! Ребенка захватывает сюжет, какие-то знакомые культурные, знаковые вещи: добро, зло, ведьма, колдунья, смешное, страшное... Под воздействием самой интриги ребенок не слышит, как это написано. Если ему попадаются тексты стертые, бесцветные или ярко, но аляповато и бездарно раскрашенные, он все равно воспринимает их за истинный текст, за камертон. Особенно, если все тексты похожи друг на друга. А они похожи, в этом и опасность, они воспринимаются как тексты одного писателя. Когда ребенок вырастет, он никогда уже не отличит хорошую литературу от подделки.



- Неоднократно приходится читать в воспоминаниях людей, выросших в начале века, что они-де зачитывались дешевыми книжками о похождениях Ната Пинкертона и якобы Шерлока Холмса. Их тоже писал некий условный, коллективный автор. Тем не менее выросли ведь из них люди!



- По языку эти тексты были хороши. Ты говоришь так потому, что не читал того, что пишут сейчас. Это твое счастье - не читать произведений Тамары Крюковой, Натальи Абрамцевой, того же Кира Булычева, Сергея Сухинова, который как раз продолжает Волкова, или Валентина Постникова, который посылает Карандаша и Самоделкина в различные экзотические места. По большому счету, тем же занимаются Григорий Остер и Эдуард Успенский: продолжают самих себя. Но поскольку они оба блистательно талантливы, их вещи не производят впечатления стертости и пошлости. Даже Сергей Козлов ("Ежик в тумане"), продолжая истории про Львенка и Черепаху, стирается, хотя он всегда был блестящим стилистом. Просто он знает, что если написать на обложке "Я на солнышке лежу" или "Львенок и Черепаха", то книжка будет продаваться. А дети привыкают к этому и даже получают удовольствие. Они взрослеют и дальше будут покупать любовные романы, серийные детективы и т.д. Тех взрослых, которые сегодня читают Маринину, с детства кормили Михалковым, Барто, Маршаком. А это все писатели ровного, общеупотребительного слова. У них есть хороший сюжет, хорошие придумки, они легко и изящно пишут. А личности нет.



Особенность текстов нынешних детских прозаиков - там нет выступающих мест. Текст пишется так, чтобы читатель скользил по нему, чтобы не было ни одной кочки, сучка, задоринки. И многие детские писатели стремятся сейчас писать, используя этот "эффект скольжения". Это самое опасное - потому что язык состоит из шероховатостей, где есть за что зацепиться, есть возможность для читателя проложить мостик между словами - то есть сделать усилие. А читателю сегодня нужен только сюжет. Он хочет попсы.



- Это общая ситуация, и, стало быть, если все общество подчинено этим законам, зачем кому-то жить и думать по-другому? А нам - навязывать эти свои мнения и сомнения? Человек задумается и сразу перейдет в разряд аутсайдеров и маргиналов.



- Хороший вопрос! Но ведь во "взрослой" литературе есть, наряду с ширпотребом, по меньшей мере два десятка издательств, которые издают хорошую, настоящую, языковую, авторскую литературу. У этих издательств есть покупатель, есть магазины в Москве и в Питере - это и "Ad Marginem", и О.Г.И., и другие. И люди специально идут туда за книгами - потому что им страшно важно их читать.



- Интересно в этом смысле, какие книжки покупают своим детям посетители интеллектуальных салонов.



- А у них нет возможности выбора. Есть только одна детская литература и один разряд магазинов или отделов детской книги. "Другая" литература, правда, тоже издается - но ее нет на прилавках. Вот, например, книга Олега Егорова "Подбитые ветром", которая произвела на меня впечатление, - одна из немногих толстых прозаических детских книг, вышедших в последнее время. Ее найти невозможно. И продавцы ее не берут. Или "Моя собака любит джаз" Марины Москвиной. Нет спроса на такие книги! И невозможно представить себе детский магазин элитарной литературы! А если издавать детскую книгу хотя бы малыми тиражами (как элитарную взрослую), она будет безумно дорогой.



- Значит, ее вообще нигде нет?



- Увидеть хорошую авторскую детскую литературу я лично надеюсь только на предстоящей Московской международной книжной ярмарке. Именно туда издательства стараются привезти оригинальные книги, чтобы отличиться от других, доказать, что у них есть свое лицо.



- А как ты смотришь на книжку с таким, например, названием - "Буратино в Изумрудном городе"?



- Как говорится, "два в одном флаконе". "Здесь то, что вы любите, покупайте, это классный товар!" - кричат нам авторы, художники, издатели. Именно поэтому писатели пишут стерто, чтобы было легко скользнуть по тексту. Именно поэтому они берут узнаваемых, не ими придуманных персонажей. Именно поэтому, как ни странно, их сюжеты неинтересны. Можно загрузить ребенка тысячью разных сюжетных схем, а на самом деле - ни одной оригинальной. То есть и сюжетов уже не осталось авторских - они все на одно лицо.



- Получается целая классификация "подделок".



- Ну да! Можно подделываться под себя, каким ты был когда-то, когда написал свое лучшее или первое произведение. Можно подделываться под близкого родственника. Под любимого с детства писателя. Под знакомый всем сюжет. Под безликого усредненного литработника.



Например, такой стишок: "Арбуз, Апельсин, Ананас, // Однажды гостили у нас... // А где же вы, где вы сейчас, // Арбуз, Апельсин, Ананас?" (Виталий Татаринов, "Азбука"). Какая мысль здесь высказана? Единственная находка - что у "ананаса" сразу две рифмы: "нас" и "сейчас"...



Самое неприятное, что в этом ряду вместе с графоманами встречаются и талантливейшие люди. Вот Людмила Петрушевская написала "Сказку про Азбуку":



"- Я выпишу тебе витамины "А" и "Б". Будешь пить. Запомни эти буквы.



- Ни а и ни бэээ я пить не буду, - на всякий случай ответил упрямый Маленький Баран, который чуть не подавился врачом.



Но Мама-Овца все-таки взяла рецепты и поблагодарила Птицу Синицу коробочкой пшена в шоколаде.



- Ах, что вы, спасибо, - сказала Птица Синица...". Ну и так далее. Это что, похоже на Людмилу Петрушевскую?



Петрушевская хотя бы что-то объяснила, а что говорит Татаринов - просто непонятно. И это проблема всех детских азбук. Кто угодно их пишет, и это не требует ни затрат времени, ни затрат души, ни затрат таланта. Но проблема не столько в писателях, сколько в том, что детская книга стала только товаром.



- Что же, ничего нельзя поделать? Мне кажется, именно в этом деле как нигде необходима поддержка государственных структур.



- Надо создать ситуацию, чтобы авторские произведения тоже продавались. В издательствах могли бы быть отделы, которые печатают такую литературу, а в книжных магазинах - отделы, которые ее продают. Причем работать там должны люди профессиональные. На это мне скажут: ну вот, вы предложите одних, кто-то - других, еще кто-то - третьих. А я уверен, если спросить авторитетных детских писателей - кого надо издать в первую очередь, - они назовут похожий набор имен. Я, например, уверен, что если Эдуарду Успенскому дать возможность делать такую программу, то он напечатает своих любимых авторов - но это будет хороший уровень! Процентов на 75 его "комплект" совпадет с моим. Но никто никому ничего не предложит…

Беседовал Александр Вознесенский

Откуда: http://exlibris.ng.ru/izdat/2000-08-10/4_child.html

@темы: Интервью