[Bookmade]

ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА УМЕРЛА?..

Писатель Валерий ВОСКОБОЙНИКОВ - автор 60 книг для детей и юношества, председатель секции детской и юношеской литературы Союза писателей Санкт-Петербурга, член исполкома Совета по детской книге России. За книгу "Жизнь замечательных детей" (четырнадцать биографий - от Александра Македонского и Авиценны до Марины Цветаевой и Билла Гейтса) удостоен почетного Международного диплома имени Андерсена.



- В каком состоянии сейчас наша детская литература?



- Ей не хватает великих стариков. Виталий Бианки, Леонид Пантелеев или Виктор Голявкин даже если сидели на наших сборах молча, все равно несли в себе особое заряжающее поле. Великий старик вообще необходим для нормального развития общества. Вспоминаю, как в 60-х мне, заведующему отделом прозы в журнале "Костер", принес свои рассказы Леонид Пантелеев, автор знаменитых книжек "Республика "ШКИД" и "Честное слово". Он так оттачивал свою прозу, что я, редактор, не мог переставить у него ни одной запятой! Пантелеев остался очень доволен моей работой, но, как только ушел, вбежала технический редактор и приказала: здесь выбросить восемь строк, здесь - пять... Безумная ситуация! Пантелеев сказал, что сам произведет сокращения, и из того же текста сделал другой рассказ! Вот вам школа! Кстати, недавно состоялась выставка его книг - все зарубежные издания назывались "Честное слово". Значит, повсюду поняли, как важна для человека благородная верность слову. А у нас эта книга уже несколько лет как не выходила!..



- Так что же происходит?



- Детская литература сегодня в смутном состоянии: ею часто руководят непрофессионалы. Раньше ее будущее определяли обкомы партии, сейчас - богатые люди, которые издают то, что прибыльно. Если издательство удачно продало книгу, то немедленно заказывает такую же этому или другому автору. Это смешно: хотят повторить прошлую удачу, но не стимулируют новую. Боятся риска.



- Вы сказали о дефиците великих стариков. А молодые авторы жалуются на засилье "невеликих стариков"...



- Да, это мешает. Они вполне заслуженные люди, могут писать хорошие книги. Но когда печатаются только они, то за счет молодых. Понятно: если семья купила шесть книг Михалкова, она купит и седьмую. А объективно это тормозит развитие детской литературы... Еще в 40-е, когда был погублен ленинградский "Детгиз" и даже Маршаку пришлось спасаться в Москве, наша игровая детская литература почти умерла. Она и так существовала всего два десятилетия и расцвела со стихотворчеством Заболоцкого, Хармса, Олейникова, Чуковского, Маршака, даже Михалков поначалу - года три - играл в стихи. Потом игровую детскую литературу уничтожили. Попробовал Зощенко пошутить - ЦК тут же принял постановление! Потом появился Голявкин и начались шумные собрания педагогов: мол, книги Голявкина - для идиотов и герои его - идиоты, и вообще, как он посмел сделать отрицательным персонажем учителя? Потом появился Эдуард Успенский, но игровая литература по-прежнему оставалась в дефиците. А с конца 80-х вся наша детская поэзия стала игровой. И потеряла другое важное качество: сострадание. Издаются только стихи, которые могут позабавить. Иногда в них нет даже юмора, а есть только желание смешить. А ребенку нужны открытия на детском уровне серьезных жизненных проблем. Издатели боятся печатать глубокие стихи, потому и нет глубины в детской поэзии. Вот плоды коммерциализации. То же происходит и с детской прозой: издатели думают, что бездарные школьные "ужастики" и детективы обязательно купят. Конечно, в этом жанре работают и талантливые люди: Валерий Роньшин с "Охотой за Красной Шапочкой" или "Тайной кремлевского водопровода". Но есть и масса бездарей, которые ваяют по нескольку книг в год! Никто из издателей не заинтересован в развитии литературного процесса. Смешно говорить, но раньше ЦК партии у к а з ы в а л о издательствам о б я з а т е л ь н о выпускать книги молодых авторов. Сейчас никто приказать не может - и выходит множество однообразных книг.



- Вы - член исполкома Совета по детской книге, который имеет право представлять кандидатов на Международную премию имени Андерсена (малая Нобелевка, как ее называют). "РГ" писала о том, как ваш исполком препятствует выдвижению на премию Эдуарда Успенского. Почему?



- Исполком никого не назначает в лауреаты. Правом выдвижения обладает любая общественная организация. Исполком рассматривает предложение, его поддерживает или отвергает. То, что Успенского не выдвинули на премию, - серьезная ошибка. Честно говоря, я бы выдвинул обоих - и Успенского, и Михалкова. Последний раз Михалков выдвигался в 1983 году, и ему не дали премию по политическим соображениям, но его юношеская поэзия, поверьте, явление в литературе! А о книгах Успенского и говорить излишне: я считаю, что он уже давно достоин Международной премии.

Александр Щуплов.

@темы: Интервью

---

[Bookmade]

"КОГДА МАРШАК ШЕЛ ИЗ ИЗДАТЕЛЬСТВА, КАЗАЛОСЬ, ЧТО ПРИ ВСТРЕЧЕ С ТРАМВАЕМ ПОСТРАДАЕТ НЕ ПИСАТЕЛЬ, А ТРАМВАЙ"

115 лет назад родился знаменитый советский детский писатель Самуил Маршак!

Факты из его биографии

Как минимум четыре советских и уже одно постсоветское поколение выросло на стихах Самуила Яковлевича. "Вот какой рассеянный, с улицы Бассейной...", "Мистер Твистер -- бывший министр", "Дом, который построил Джек", "Детки в клетке", "Сказка о глупом мышонке", "12 месяцев" -- все эти произведения вышли из-под пера одного человека и до сих пор мгновенно исчезают с полок книжных магазинов, несмотря на засилье покемонов и телепузиков. Если бы классик детской литературы был жив, от всех этих заграничных пластмассовых уродцев, высосанных из пальца, не осталось бы и следа. Ибо мастер, в отличие от заграничных "новоделов", в качестве героев своих книг выбирал самых что ни на есть живых персонажей -- ребят и зверят...



Несколько фактор из жизни выдающегося детского писателя и поэта



1. Самуил Яковлевич родился в Воронеже, в семье заводского мастера-мыловара. Маленький Самуил воспитывался в строгом соответствии с еврейскими обычаями, царившими в семье. Он рано начал читать, в четыре года написал первый стих, а в гимназии уже вовсю писал рассказы и даже пробовал писать роман. На способного мальчика обратил внимание учитель гимназии и одну из его поэтических тетрадей отдал почитать известному русскому литературному критику и искусствоведу В.Стасову. Стасов принял горячее участие в жизни мальчика: он помог юному поэту перевестись в петербургскую гимназию, постоянно опекал его, разрешал пользоваться своей библиотекой, а в 1904 году познакомил юношу с Максимом Горьким. Горький пригласил Маршака к себе на дачу в Крыму, где юный Самуил отдыхал и учился -- из Петербурга ему пришлось уехать по состоянию здоровья.



2. В университет Маршака не приняли из-за "политической неблагонадежности", попросту говоря, из-за пресловутого ценза, ограничивающего количество евреев в учебных заведениях.

В 1912 году благодаря стараниям российских литераторов Маршак уехал в Лондон, где прослушал курс лекций на факультете искусств в одном из университетов. Летом 1914 года поэт вернулся в Россию, где попал в горнило Первой мировой войны. В эти годы Маршаку приходилось нелегко, нечем было платить за квартиру. Один богатый человек предложил ему: "Вы пишете талантливые стихи, я печатаю их под своей фамилией. Слава -- мне, деньги -- вам". Спустя годы бывший благодетель встретил знаменитого поэта: "Помните, как славно мы работали вместе?" В годы гражданской войны Маршак занимался созданием первых детских театров, а вскоре под руководством Горького основал первое советское книжное издательство для детей. Вскоре вышла и первая книга Маршака.



3. Во время войны Маршак вместе с другими советскими литераторами все свои средства отдал на постройку танка "Беспощадный" и внимательно следил за судьбой экипажа. Во время войны у Маршака в эвакуации умер от чахотки старший сын, еще раньше он потерял дочь. В "Окнах ТАСС" Маршак публиковал сатирические памфлеты, в которых высмеивал врага, часто выезжал на фронт. После войны Маршак был четырежды удостоен Сталинской премии, выпустил несколько сборников переводов Шекспира, Киплинга, Бернса и других зарубежных поэтов, написал множество сказок, песен, загадок, пьес.



4. Сохранилось много забавных и курьезных свидетельств, связанных с Маршаком. Так, однажды Самуил Яковлевич вызвал к себе монтера и неожиданно разговорился с ним о поэзии. Монтер почитал Маршаку свои стихи. Самуил Яковлевич побежал в жилконтору, добился, чтобы монтера перевели на полставки, привел его в редакцию и заставил секретаршу записать стихи новоявленного поэта. Так Маршак ввел в поэзию известного впоследствии детского писателя Григория Ладонщикова. К Маршаку водили талантливых детей "на прослушивание": Маршак, которого страшно любили дети, всегда оценивал юных поэтов строго, но справедливо (одним из его "крестников" стал известный юморист Лион Измайлов). Секретарем Маршака был юный Владимир Познер. Маленькие внуки Маршака, которых он очень любил, съели однажды банку варенья, на которой было написано: "для С.Я". "С.Я" -- это для Саши и Яши", -- строго поправили домоправительницу дети. Узнав об этой "игре слов", Маршак полчаса хохотал. Тем не менее классик не спешил переезжать к невестке и сыну -- он до конца жизни более всего ценил независимость и не хотел обременять родных.



5. В СССР Маршака считали "последней инстанцией": ему писали письма дети всего Союза и часто просили о помощи. Так, во времена борьбы с "пережитками прошлого" у крестьян начали отбирать последних коров и лошадей, и сельские дети просили "дедушку Маршака" вмешаться и вернуть "корову-кормилицу". Маршак относился к этим письмам очень серьезно: звонил, строгим голосом увещевал местное начальство, хотя сам уже почти не выходил из дому. "В одной Ивановской области я вернул почти целое стадо", -- рассказывал Самуил Яковлевич.



6. Однажды у Твардовского сломалась служебная машина, и он попросил автомобиль у Маршака. Получив разрешение, Твардовский пришел в гараж и увидел такую картину: шофер Маршака сидит в машине, читает книгу и плачет. Что же его так растрогало? Твардовский присмотрелся и прочел на обложке: "Анна Каренина". Твардовский даже позавидовал Маршаку: водитель, взрослый человек, не потерял способности плакать над великой книгой. А тот говорит сквозь слезы: "Александр Трифонович! Маршак меня совсем замучил! Ехали мы как-то к Курскому вокзалу, а он и говорит: "Помнишь, Афанасий, как тут проезжала Анна Каренина перед тем, как броситься под поезд? Как она все ярко видела..." "Под поезд? -- говорю. Каренина? Я такую не возил!" Маршак рассвирепел: "Ка-ак, ты не читал "Каренину"? Останови машину, я к тебе больше не сяду! Едем домой, я тебе сейчас дам книгу, и, пока не прочтешь до конца, мы с тобой не знакомы!"



7. Маршак долго и тяжело болел. В его прихожей стоял похожий на комод аппарат для вдыхания кислорода, но даже накануне смерти Маршак подшучивал над своим состоянием. Когда его спрашивали, когда он успевает писать, он отвечал: "Бессонницы спасают, голубчик!.." Писателя величали как маршала: Михалков-старший называл его "Маршак Советского Союза", а армянское дети считали его своим и звали "дядя Аршак"! В год семидесятипятилетия его коллеги шутили: "Когда Маршак шел из "Детгиза" (Издательство детской литературы), то казалось, что при столкновении с трамваем пострадает не Маршак, а трамвай". О том, что классик детской литературы умер, советские люди узнали по Би-би-си: советское руководство всегда сильно запаздывало, согласовывая оценки и эпитеты.

@темы: Писатели

---

[Bookmade]

В. П. КРАПИВИН:

"Кто сказал, что я пишу для детей?"(Интервью взято в августе 1997 года) Оригинал интервью опубликован на сайте "Город наоборот".

-Что Вы написали за последние несколько лет?



— Сейчас скажу. У меня есть тетерадка, которую я завел еще в 62 году. Ей уже 35 лет, поэтому она такая потрепанная...Написал ряд автобиографических повестей. Если этот цикл из 7 частей собрать вместе, получится толстая книжка. Некоторые из них печатались в журналах "Урал", "Проза Сибири", "Костер", а самая последняя, "Заяц Митька", напечатана в 1997 году в "Уральском следопыте". Она даже с фотографиями, хотя и не совсем документальная.



—А кроме как в журналах этот цикл где-нибудь издавался?



— Нет, не издавался пока нигде, потому что всем сейчас нужны боевики, триллеры, а это вещи в основном лирические. Есть еще такая повесть - "Я больше не буду или Пистолет капитана Сундуккера". Публиковалась она тоже в "Уральском следопыте", а вышла отдельной книжкой, но небольшим тиражом в Екатеринбурге. Есть относительно новая вещь"Бабушкин внук и его братья", вышедшая в 1997 году в "Урале". Последняя моя вещь, написана тоже в 1997 году. Она называется "Тени как шпалы", и в ней я возвращаюсь к тем временам, которые описывал в давней повести "Тень каравеллы". Ее хотят напечатать в журнале "Школьная роман-газета". В общем-то, написано много, но печатают мало. Вот сейчас веду переговоры с несколькими издательствами. Ваши питерские издательства немало водили меня за нос - что "Северо-Запад", что "Терра-фантастика" с господином Ютановым.



—Откуда Вы берете свои сюжеты?



— Сю-же-ты... Это сложная работа. Она напоминает работу программиста, разрабатывающего компьютерную программу. Но не просто так, а исходя из знания характера своего героя. Так, чтобы одно другому соответствовало. Это когда уже обрабатываешь и выстраиваешь вещь. А сначала... Не знаю я, как это назвать. Извините за банальное определение - "момент озарения". Не вдохновения, а внезапного понимания. Часто это бывает сон. Ведь в трилогии "В ночь большого прилива" первая часть - полностью описание сна. Там даже придумывать ничего не пришлось. А сюжет "Голубятни на желтой поляне" появился тоже из сна. Начинается с эпизода, когда мальчишка появляется в совершенно пустом космолете, где якобы сижу я. Замкнутое пространство, взяться ему совершенно неоткуда, но, тем не менее, он возникает... Когда событийно-эмоциональная, неоформленная часть накапливается, когда начинаешь складывать эти эпизоды в нечто цельное, тогда начинается второй этап. Приходится работать холодным разумом, выстраивать произведение. Вспоминать, что есть такие понятия как композиция, завязка, развязка, кульминация и т.д. и. т.п. Но для этого, конечно, нужен материал, не на пустом же месте все это возникает.



—Ранние Ваши вещи отличаются реалистичностью. Когда Вы перешли к фантастике?



— Первую свою фантастическую вещь - повесть "Я иду встречать брата" - я написал в 61 году, когда был студентом-выпускником и готовился к государственному экзамену по истории КПСС. Вместо того чтобы готовиться, я начал писать эту вещь, в общем-то, многим рискуя. И написал ее за трое суток. По этой причине я чуть не завалил экзамен, но ничего - сдал на четверку. Так что первая фантастическая вещь появилась у меня, когда я только начинал. С тех пор реалистичные вещи и фантастика идут параллельно.



—Насколько Вы верите в реалии и события из цикла о Великом Кристалле? Или это сплошь выдумка?!



— Я считаю, что эти события и окружающий героев мир вполне реальны. По-моему, моя космическая гипотеза ничем не хуже остальных, а я отталкивался от нее. Во-первых, я сам играю с кольцом Мебиуса и плоскими многогранниками, которые всячески перекручиваю. Во-вторых, я читал статью какого-то американского ученого в "Науке и жизни", где наткнулся на те же мысли о теории Кристалла. И в третьих, студенты, молодые физики, писали мне о том, что проверяли на компьютерах эту гипотезу. Нашли, где должен проходить генеральный меридиан, даже вроде бы писали какие-то научные работы. Не знаю, я в математике и физике абсолютный профан, а поэтому не пытаюсь лезть в ученые, отстаивать свою точку зрения. Но как база для литературы эта гипотеза неплоха. Не хуже всего остального.



—А какие-нибудь контакты были?



— Ну, как там говорят - "без комментариев", да? Даже если я начну сейчас рассказывать, все равно бесполезно, это у каждого свое. Однажды ко мне приехала группа ребят и потребовала посвятить их в технологию прямого перехода. Разумеется, я все равно не смог этого сделать. Я только сказал, что если бы точно знал как, давно бы сбежал в любое другое пространство из этого пакостного мира. Или еще пример: несколько людей собрались на кухне и, запалив свечку, всерьез пытались вывести на свет божий искорку, как в "Голубятне на желтой поляне". Я понимаю, когда этим занимаются дети, но взрослые мужики...



—Как в Ваших произведениях появилась Дорога? Ведь она не вписывается в теорию Кристалла.



— Зато вписывается в сами повести. Придумывать на ходу, как она появилась, я не буду. Сама собой. Появился Кристалл, появилась Дорога. Юкки появился ... Потом они с сестренкой куда-то отправились - появилось ощущение Дороги. Бесконечной Дороги.



—Вы можете объяснить, что это такое?



— Что такое Дорога? Я не знаю, так же как не знают ученые, живущие в моих книгах. Я знаю только, что Дорога лежит за пределами Кристалла. Она выше и абстрактнее, чем Вселенная, имеющая форму кристалла. То есть, если представить себе Вселенную в виде кристалла, который в конце концов смыкается в кольцо, то Дорога идет вне кристалла по спирали. Спираль обвивает кристалл, но смыкается ли она или концы уходят куда-то в запределье, я не знаю до сих пор. Функция Дороги абсолютна и милосердна, это последний шанс всякой живой души найти того, кого потерял, что-то исправить, что не сделал - доделать.



—А Город?



— Город существует у меня во многих понятиях. Город есть всегда - в том или ином варианте. Когда-то я общался с несколькими людьми из Питера, увлекающимися спиритизмом и тоже задал похожий вопрос о Городе. Но они стали говорить на тему города как социальной среды, что совсем из другой оперы. Думаю, на вопрос о Дороге они бы тоже не ответили. Потому что, видимо, просто не знают, что это такое. Эти категории просто выходят за рамки принятых у них понятий. Ну а Город... Иногда мне просто лень записывать, как Город возникает в моих снах в совершенно разных вариантах. Он может представать в разных обличиях: быть Москвой, Питером, Тюменью, Севастополем, но, тем не менее, какое-то чувство мне подсказывает, что это именно тот Город, о котором я писал, например, в "Голубятне на желтой поляне".



—Вы нашли Тетрадь из "Лоцмана"?



— Понимаете, это не то чтобы кошмар, а скорее вечная боль моих давних снов. Во сне я отчетливо помню, что я в ней написал, и вижу, что это очень хорошо. Просыпаюсь и первые секунды еще пытаюсь запомнить, но не получается - все уходит.



—Значит, Вы до сих пор не знаете, что в ней?



— У меня в нескольких набросках записаны самые общие черты. Но они настолько абстрактны, что ничего не дают.



—Повесть должна быть о Дороге?



— И о ней тоже.



—Владислав Петрович, у хорошего писателя должны быть критики. На какую тему в основном критикуют?



— У меня злых критиков было мало, я помню только троих, которые меня ругали. Очень давно на мою книжку написал статью некто Г.Краснухин в журнале "Дом". В 1982 году по поводу повести "Трое с площади Карронад" была в "Урале" гневная статья А.Разумихина. Редакция поместила рядом опровергающую статью, а я с ними надолго разругался. Потому что мою ответную статью не напечатали. И уже в девяностых годах привязался г-н Арбитман. Я ему ответил через "Уральский следопыт". Больше он про меня ничего не писал.



—В журнале "Двести" некие личности под псевдонимом Я. и С.Скицины рассуждают о некроромантизме в Ваших произведениях. Вы, кстати, не знаете, кто это?..



— Я знаю, кто такой Скицины, но поскольку у меня нет официальных доказательств, говорить я сейчас не буду, а то не дай Бог обидится и призовет меня к ответу. Писать такие статьи легко - они на 67% (я на калькуляторе подсчитывал) состоят из моих цитат. Конечно, приятно, когда тебя так пропагандируют. Я даже признаю некроромантизм в своих произведениях, только не понимаю, почему это так плохо. В конце концов и Христос утвердил свое учение, "смертью смерть поправ", так почему бы и моим героям не делать того же самого? Почему-то многие читатели восприняли Скициных как критику, хотя на самом деле это чистой воды шутка. Меня такие вещи веселят и как-то разнообразят жизнь. Жаль только у "Двести" тираж небольшой.



—А как Вам "Гипсовые звезды" В.Талалаева?



— Знаете, я не совсем согласен с его концепцией. Он, вроде, сам в своих аргументах иногда путается. Но все равно, хорошо, когда люди думают, спорят. А статья интересная.



—Как проходит творческий процесс? Вы печатаете на машинке?



— Недавно купил компьютер. Вообще-то, он стоит у сына. Алексей на нем занимается. Недавно повесть его печатали в "Уральском следопыте" - "Короткая поездка в город Ель". Вот он сразу на компьютере пишет, а мне нужно рукой. Сейчас немного привык и перепечатываю на нем текст - гораздо легче, чем на машинке. А так... короткое письмо, статью могу написать - не больше.



—А как Вы представляете своего читателя?



— А чего мне его представлять? Вот вы сидите...



—Принято считать, что Крапивин - детский писатель, однако большинство наших знакомых уже вышли из детского возраста.



— Меня читают люди разных возрастов. А мысль о том, что я детский писатель, пошла от дам-литературоведов 70-х годов, которые закатывали глаза и, пуская розовые слюни, вещали: "Ах, крапивинские мальчики! Ах, Крапивин второй Гайдар! Ах, певец пионерской темы! Ах, горны, барабаны, шпаги и паруса!" В общем, сами понимаете. Думаю, что иногда они сознательно пытались этой пеной прикрыть социальную сущность моих книг. Потому что боялись. Мне даже рассказывали о случаях, когда классные дамы выкрадывали или выманивали в школьных библиотеках номера "Пионера" и вырезали оттуда "Колыбельную для брата", чтобы дети не читали... А современные российские бизнесмены в возрасте от 35 лет признаются в письмах, что мои книжки для них отдушина.



—Вы чувствуете себя Командором?



— Да. Когда я недавно сменил комнату, я даже повесил на двери кабинета специальную табличку: "Здесь нашел свой приют автор многих книг и Командор Владислав П.Крапивин, дабы провести в нем остаток дней, отпущенных ему судьбой." Но ее увидел сын, обвинил меня в пессимизме и потребовал снять. Он меня всегда воспитывает, я послушался.



—Банальный вопрос: подростки начала 80-х и нынешние сильно различаются?



— Наверное, нынешние такие же, разве что компьютерными играми увлекаются, в 80-х их не было. Но это внешнее отличие. А так каждый из ребят индивидуален.



—Бытует такое ироничное понятие - "крапивинские мальчики". Какой смысл Вы бы в него вложили?



— С полгода назад Евгения Ивановна Стерлигова, художница, устраивала выставку, и какая-то милая тетя умиленно восклицала: "Ах, Евгения Ивановна так вошла в образ крапивинских мальчиков!.." Сразу запахло топленым молоком и патокой... А если говорить всерьез, то главная черта моих героев, это, наверное, сочетание внешней беззащитности и внутренней твердости. Ведь обычно вся надежда на юные побеги, на молодых. Ибо то, что уже выросло, что уже взрослое, старое, оно прочно закоснело, а молодые побеги, молодая трава, молодое дерево - они гибкие, беззащитные, их легко вырубить, растоптать, но, тем не менее, за ними будущее, они окрепнут, на них можно надеяться. Так же и с "крапивинскими мальчиками". Их легко обидеть, заставить заплакать, их легко подвергнуть какому-то гнету - внешнему - но внутри у них крепкий стержень, его согнуть, сломать уже довольно трудно.



—Встречались вам люди, отождествляющие себя с Вашими героями?



— Конечно. Например, очень давно, в начале 60-х, ко мне пришел мальчик лет семи, который отождествлял себя с Алькой, и сердито спросил: "Откуда вы про меня узнали, а узнав, почему столько наврали?" Вот он, кстати, на фото (снимок 65-го года). Сейчас ему за сорок.



—Вы сейчас поддерживаете отношения с отрядом "Каравелла"?



— Там сейчас руководит Лариса, жена моего старшего сына. Отряд жив и здоров. А мне почти 60 лет, в таком возрасте уже не прыгают с мальчишками через заборы. Это дело молодых. Тем более, тех ребят, с которыми я привык работать, там уже нет, народ мало знакомый, со своими привычками, взглядами, вкусами. Живут - и слава Богу. Правда, прошлой зимой я помогал им строить яхты, но особенно активно туда не бегаю.



- Как Вы представляете себе клуб Вашего имени?



- Такие вопросы повергают меня в смущение. Мне всегда казалось, что клубы надо создавать после того, как человек почил. А то оказываешься в положении живого классика, гуру какого-то. Мне приятно, конечно, это значит, что читают и любят, но вот что посоветовать, я даже не представляю. А уж как должен клуб выглядеть... Устав написать, что ли?



—Вы поддерживаете связь с клубами, которые занимаются Вашим творчеством?



— Не очень. Из Питера пишут иногда. Есть клуб "Лоцман", выпускающий альманах "Та сторона", с которым я в последнее время несколько разошелся. В Киеве группа энтузиастов выпускает свои брошюры и мои материалы, попутно их комментируя. Но так, чтобы постоянно... Много отдельных читателей из разных городов. Например, девушка Марина из Соснового Бора собиралась делать киносценарий по трилогии "В ночь большого прилива".



—Как Вы относитесь к Толкиновскому движению?



— Вполне положительно отношусь. Без восторга, то есть я сам этим не увлекаюсь. Прочитал и прочитал. Ну а людям нравится - так пусть этим занимаются, раз им интересно общаться. Очень хорошее дело.



—Владислав Петрович, а если кто-нибудь захочет сделать ролевую игру по Вашим произведениям, как Вы к этому отнесетесь?



— Да ради Бога, интересно было бы посмотреть, что получится. Люди входят в роль, в образ вживаются, значит, им интересны мои вещи.



—Сергей Лукьяненко в "Осенних визитах" описал клуб "Штурман", взрослые члены которого занимаются обсуждением детских книжек (не умея при этом общаться с детьми). Так вот, он по этому поводу очень ехидно выразился: в детстве не наигрались.



— Лукьяненко настолько боится, чтобы его не зачислили в эту категорию, что идет на все в своих книжках, дабы сыграть от противного. Все эти размышления его героев, вся эта взрослость... Он мне напоминает мальчишку, который, оставшись дома один, влез в отцовский кабинет, нашел там сигары и горячительные напитки и резвится от души.



- Да, его дети больше напоминают маленьких взрослых... Кстати, в романе "Мальчик и тьма" герой Лукьяненко заявляет по отношению к Вашему "проигравшему сражение" герою: "Я смогу! Я сильнее!" В чем он, по-Вашему, сильнее и что он сможет?



— "Мальчик и тьма" вещь действительно сложная. Я не совсем согласен с его концепцией. Ну а "сможет" и "сильнее", наверное, потому, что его герой сильнее крапивинского мальчика, мощнее и все прочее. Я имею в виду мускулы. Ему доступно, наверное, многое, что не доступно моему герою. Знаете, чего я лишен совершенно, так это ощущения конкурентности, соперничества. Литература в отличие от архитектуры, где некоторые архитекторы прежде, чем что-то построить, считают необходимым срыть все, что было построено раньше, это поле неограниченного действия. Лукьяненко совершенно незачем срывать и изничтожать меня, если он хочет писать. Да ради Бога, места-то много.



—Как вы вообще к нему относитесь?



— Хорошо отношусь. Надеюсь, что и он ко мне так же. Про нас рассказывают всякие легенды. Например, что мы страшные враги. Или вообще умопомрачительную байку, что однажды он пришел ко мне в гости, мы с ним напились, в пьяном виде спустились с 8-го этажа во двор и спилили вековой тополь. Я очень люблю деревья и никогда не стал бы, даже в самом пьяном виде, их пилить. Да и не допивались мы до такого состояния. К тому же у меня во дворе нет тополя. Тем более векового. Я Лукьяненко видел-то один раз, мы по-доброму встретились и по-доброму разошлись. Ну, он иногда меня подначивает полушутя в своих книгах. Иногда я его поддеваю, но с пониманием, на уровне приятельской пикировки.



—Вы считаете его своим последователем?



— Ну, это пусть он считает, если хочет. Я это за оскорбление считать не буду. В первых его вещах, может, и были подражания или попытки как-то опереться, но сейчас он стал уже достаточно своеобразным писателем. Мне понравился его "Лабиринт отражений", на мой взгляд, вещь талантливая.



—А Вы можете назвать кого-нибудь своим последователем?



— Нет, не рискну. Вдруг ненароком обижу человека...



—А Тяглов с его повестью "Круги Магистра"?



— Это довольно сложный вопрос. Почему-то его все считают моим последователем. Во-первых, у нас с ним отношения достаточно натянутые, друзьями мы никогда не были. Во-вторых, похожесть его вещи на мои произведения чисто внешняя, он опирается на собственный опыт. У него знание специфики и быта всяких там особых зон и закрытых институтов.



- Владислав Петрович, а что Вы делаете в свободное время?



— Да какое у меня свободное время? Откуда? В крайнем случае сплю. Почитать можно что-нибудь вечером. А так - утром встаешь и уже надо что-то писать, или куда-то бежать, или еще что-то делать.



—А что Вы читаете? Фантастику читаете?



— Вы знаете, честно говоря, современную - нет. У меня любимый писатель Паустовский. Я его часто перечитываю. В последнее время даже не его вещи, а переписку.



—Владислав Петрович, а что для Вас Россия? Вы хотели бы жить в другой стране?



— Ой, не хочется мне, честно говоря, обсуждать эту тему... Место жительства для меня Россия. Город Тюмень, где я родился, для меня Россия... Эмигрантов я понимаю, но следовать за ними не хочу. Я русский писатель, здесь мои корни, мой язык, мой читатель, здесь у меня все... Ну, если бы даже была бы у меня вилла на берегу Средиземного моря, пенсия в 5000 долларов ежемесячно... Что я там делать-то буду? Кто меня там печатать будет? И кто будет читать? На Брайтон-бич разве что... Никуда я не хочу и не хотел никогда. А что касается отношения к России, три года назад в одном выступлении я сказал вещь, за которую меня, может быть, будут ругать ура-патриоты, политики, национальные деятели и все прочие. Я не понимаю таких выражений как "Малая Родина" и "Большая Родина". Город Тюмень, квартал на улице Герцена между улицами Дзержинской и Первомайской, где я провел первые годы своей жизни, - вот это моя Родина. Я посвятил этому кварталу несколько своих повестей, его фотографии висят у меня на стене, там я жил, там я всей душой. Кремлевские башни я люблю по-своему, но это уже лишь столица моей страны. А единственная Родина у меня там.

С Командором беседовали Sagitta и Кошак

@темы: Интервью

---

О графах и графоманах или Почему я не люблю Льва Толстого!

[Bookmade]

Святослав Логинов:



Прежде чем начать рассуждение о творчестве Льва Толстого

необходимо сформулировать несколько до идиотизма элементарных

истин:

а) Дети наше будущее.

б) Нельзя быть хорошим человеком, если ты ненавидишь

детей.

в) Нельзя работать с детьми, если ты не умеешь этого

делать.

г) Для детей все должно быть сделано как для взрослых, но

гораздо лучше.



Отсюда следуют выводы:

Писать для детей надо как для взрослых, но гораздо лучше.

Взрослый, наткнувшись на плохую книгу, пожмет плечами и

отбросит поделку. Ребенок беззащитен перед графоманом, плохая

книга может его просто-напросто покалечить.



Писателя прежде всего следует оценивать по тем его

произведениям, что адресованы детям. Можно как угодно

относиться к Гоголю, Тургеневу или Достоевскому, но они строчки

не написали для детей, и ваше мнение останется вашим личным

мнением, от которого у этих писателей ничего не убавится и не

прибавится. (Для справки: я нежно люблю Гоголя, весьма холодно

отношусь к Тургеневу, а Достоевский, по-моему, слишком страшен,

чтобы любить его книги, и слишком громаден, чтобы оценивать его

терминами: Нравится -- Не нравится).



Если же литератор писал для детей, у нас появляется

объективный критерий оценки. Можно разбирать произведения

Дмитрия Нарксисовича Мамина-Сибиряка, находить достоинства и

недостатки в его романах, но достаточно прочесть чистейшие,

прозрачнейшие "Аленушкины сказки", и все станет на свои места.

Сейчас модно поругивать Максима Горького, однако прочтите

"Воробьишку" или "Ивана Дурака" и вы увидите настоящего

писателя. Владимир Маяковский умерял ради детей свой бас и

особо тщательно занимался "добычей радия", подбирая слова для

детских стихов. Там вы не найдете "Последних дней Донца", какие

встречаются в других его произведениях. Значит, Маяковский

поэт, а все прочее -- наносное. При желании можно найти ляпы и

небрежности в произведениях Аксакова или Гаршина, однако,

"Аленький цветочек" и "Лягушка путешественница" -- безупречны.

Если бы А.H. Толстой ограничился тем, что написал "Петра

Первого" и "Хождение по мукам", а Шолохов не создал ничего,

кроме "Тихого Дона", то было бы весьма трудно решить, кто

является лучшим русским писателем ХХ века. Но Шолохов написал

"Нахаленка", а Толстой -- "Приключения Буратино", "Сорочьи

сказки", "Рассказы и сказки для детей"... и я по-прежнему не

знаю, кому отдать первое место. Склоняюсь в пользу Толстого, но

исключительно по количеству написанного. А как оценивать

Булгакова я не знаю, Булгаков не писал для детей.



И последнее. Гением является тот человек, который пишет

для взрослых как для детей. Александр Сергеевич Пушкин не

создал ни единой строки, адресованной детям, однако, все его

сказки, даже такая взрослая вещь как "Руслан и Людмила",

немедленно стали детским чтением. Значит, в русской литературе

имеется по меньшей мере один несомненный гений.



С этих же позиций я собираюсь оценивать и "творчество"

сиятельного графа Толстого, Льва Николаевича. Во всех случаях,

где можно я буду ограничиваться разбором произведений

адресованных детям, а к прочим сочинениям аппелировать лишь для

получения дополнительной информации.



Сразу уточню, что кроме "Рассказов из Азбуки" и "Русских

книг для чтения" мною у Льва Толстого прочитаны: рассказ "После

бала"; романы "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресенье";

повести "Детство. Отрочество. Юность", "Казаки", "Хаджи

Мурат", комедия "Плоды просвещения". Мне могут сказать, что

этого мало, что следовало бы прежде прочитать "Холстомера" или

"Семейное счастье". На это отвечу, что для того, чтобы оценить

свежесть осетрины вовсе не обязательно съедать всего осетра

целиком.



Для подробного разбора я выбрал рассказ "Черепаха",

помещенный в "Третью русскую книгу для чтения". Этот рассказ я

приведу здесь целиком:



Лев ТОЛСТОЙ. ЧЕРЕПАХА. (рассказ)

Один раз я пошел с Мильтоном на охоту. Подле леса он начал

искать, вытянул хвост, поднял уши и стал принюхиваться. Я

приготовил ружье и пошел за ним. Я думал, что он ищет

куропатку, фазана или зайца. Но Мильтон не пошел в лес, а в

поле. Я шел за ним и глядел вперед. Вдруг я увидал то, что он

искал. Впереди его бежала небольшая черепаха величиною с шапку.

Голая темно-серая голова на длинной шее была вытянута как

пестик; черепаха широко перебирала голыми лапами, а спина ее

вся была покрыта корой.



Когда она увидала собаку, она спрятала ноги и голову и

опустилась на траву, так что видна была только одна скорлупа.

Мильтон схватил ее и стал грызть, но не мог прокусить ее,

потому что у черепахи на брюхе такая же скорлупа, как и на

спине. Только спереди, сзади и сбоков есть отверстия, куда она

пропускает голову, ноги и хвост.



Я отнял черепаху у Мильтона и рассмотрел, как у нее

разрисована спина, и какая скорлупа, и как она туда прячется.

Когда держишь ее в руках и смотришь под скорлупу, то только

внутри как в подвале, видно что-то черное и живое. Я бросил

черепаху на траву и пошел дальше, но Мильтон не хотел ее

оставить, а нес в зубах за мною. Вдруг Мильтон взвизгнул и

пустил ее . Черепаха у него во рту выпустила лапу и царапнула

ему рот. Он так рассердился на нее за это, что стал лаять и

опять схватил ее и понес за мною. Я опять велел бросить, но

Мильтон не слушался меня. Тогда я отнял у него черепаху и

бросил. Но он не оставил ее. Он стал торопиться лапами подле

нее рыть яму. И когда вырыл яму, то лапами завалил в яму

черепаху и закопал землею.



Черепахи живут и на земле, и в воде, как ужи и лягушки.

Детей они выводят яйцами, и яйца кладут на земле, и не

высиживают их, а яйца сами, как рыбья икра лопаются -- и

выводятся черепахи. Черепахи бывают маленькие, не больше

блюдечка, и большие, в три аршина длины и весом в 20 пудов.

Большие черепахи живут в морях.



Одна черепаха в весну кладет сотни яиц. Скорлупа черепахи

-- это ее ребра. Только у людей и других животных ребра бывают

каждое отдельно, а у черепахи ребра срослись в скорлупу.

Главное же то, что у всех животных ребра бывают внутри, под

мясом, а у черепахи ребра сверху, а мясо под ними.



-----------------------------------------------------------------------



Вот и весь рассказ. В книге он занимает ровно сорок шесть

строк. В этих сорока шести строчках, словно свет в дивно

ограненном алмазе собраны, кажется, все возможные языковые и

сюжетные ляпы. Начнем, как водится, с мелочей, с того, что

называется у литераторов блохами. Это -- мелкие, досадные и

легко исправимые ляпчики.



а) Повтор слов. Читателю предоставляется самому посчитать,

сколько раз граф употребил на сорока шести строках слово "она"

или "была". Отмечу лишь удивительную парность повторов: в конце

первого абзаца в одном предложении употреблены слова "голая" и

"голыми" (в том же предложении -- дважды "она"). В конце

третьего абзаца дважды фигурирует слово "лапами". В том же

абзаце Мильтон "пустил", потому что черепаха "выпустила", там

же два раза подряд слово "опять". Примеров можно накопать еще,

но не будем занудничать.



б) Тавтологии. Скрытая тавтология весьма распространенная

ошибка неопытных и плохих литераторов. "...небольшая черепаха

величиною с шапку" -- классический пример подобного ляпа. Если

указаны размеры (с шапку), то зачем говорить, что они невелики?

Или граф хочет сказать, что для болотной черепахи вырасти

величиной с шапку, значит быть небольшой? Но это уже

откровенное вранье.



в) Паразитные рифмы. "Вдруг я увидал то, что он искал." Да

вы поэт, Лев Николаевич!



г) Двусмысленности. "Голая темно-серая голова на длинной

шее была вытянута как пестик", -- даже из контекста невозможно

понять, что имел в виду автор. Была ли голова вытянутой формы,

или голова вместе с вытянутой шеей напоминали собой пестик? Не

знаю, стоит ли предлагать читателю подобные шарады... только

если специально сочиняешь каламбур.



Есть еще одна разновидность двусмысленности, когда

несложно понять, что имел в виду автор. Однако, подобные ляпы

еще более неприятны, нежели предыдущие. Психология

читательского восприятия такова, что человек сохраняет в

кратковременной памяти последнее из значащих слов,

встретившихся в тексте, и соотносит его с ближайшим

местоимением, если оно совпадает по грамматической форме.

Читаем: "...спина ее вся была покрыта корой. Когда она увидала

собаку, она спрятала ноги..." На этом месте читатель гулко

икает и начинает отчаянно соображать, откуда у коры взялись

ноги. Затем он припоминает, что в тексте еще фигурировала спина

и пытается представить спину, увидевшую собаку. Затем, если у

читателя хорошая память, припоминается "шея", "голова", "шапка"

(это все претенденты на обладание ногами). Лишь затем в тексте,

который приходится сканировать в обратном порядке, следует

"черепаха". Весь этот процесс занимает десятые доли секунды и

осознается как краткая мучительная судорога в процессе чтения.

Не знаю, должно ли чтение доставлять радость, но я твердо

уверен, что оно не должно представлять из себя цепь мучительных

судорог. А то, что перед нами именно цепь, сомнений нет, на

сорока шести строчках один и тот же ляп повторен шесть (!) раз.

Особенно хорошо смотрится сочетание: "...царапнула рот. Он так

рассердился..."



д) Мусорные слова. Подобно тому, как бывает чистая и

неряшливая речь, бывает также чистый и неряшливый текст.

Большое количество слов, не несущих смысловой нагрузки

воспринимается в тексте подобно косноязычной речи,

переполненной словечками типа: "вот", "значит", "блин"... И то,

и другое свидетельствует об отсутствии культуры. Какой же

образец культуры являет Лев Николаевич Толстой? "Он так

рассердился на нее за это, что стал лаять, и опять схватил ее и

понес за мною". В данном предложении восемнадцать слов.

Смысловую нагрузку несут слова: "рассердился", "лаять",

"схватил", "понес" и, отчасти, "он". То есть, пять слов из

восемнадцати. Все остальное -- мусор. Может ли считаться

качественным текст, на восемьдесят процентов состоящий из

мусора? Поэт призывал: "Правилу следуй упорно: чтобы словам

было тесно, мыслям просторно". К мыслям мы еще вернемся, а

сколь просторно словам в сочинениях Льва Николаевича,

по-видимому, ясно. Некогда мне довелось прочесть статью о том,

насколько большое количество подтекста вложено Пушкиным в

строку: "Зима. Крестьянин, торжествуя..." Ничего подобного я ни

разу не встретил у Толстого. Один слой восприятия, дидактика в

чистом виде. "Сиди, Петя, долго в шкапу за то что ты трус".



Среди мусорных слов особое место занимает словечко

"вдруг". Оно резко снижает смысловую насыщенность текста, автор

как бы предупреждает читателя: "Сейчас я буду тебя удивлять".

"Валяй!" -- зевает читатель, устраиваясь поудобнее. С этого

мгновения его уже ничем не удивить, ему все неинтересно. У

Виталия Бианки есть специальный рассказ, посвященный

употреблению слова "вдруг" в описаниях природы. В природе все

совершается вдруг, и именно поэтому автор должен найти иные

слова, иначе текст не будет восприниматься. Как заметил сам Лев

Толстой: "Пугает, а не страшно". В рассказе "Черепаха" слово

"вдруг" употреблено два раза, но и в других текстах,

посвященных природе, Лев Николаевич, ничтоже сумняшеся,

употребляет этот злейший из паразитов.



е) Подбор правильного слова. Здесь мы уже переходим от

ремесла к искусству. Единое фальшивое слово способно разрушить

впечатление от целой, прекрасно написанной страницы. "Единожды

солжешь, кто тебе поверит?" И в то же время, точное,

единственно верное слово оказывает волшебное действие, оживляя

придуманный писателем мир. Воистину, "вначале было слово". По

крайней мере, для литературы это утверждение абсолютно.



Я не помню случая, чтобы хоть одна строка Льва Толстого

заставила меня счастливо вздрогнуть и замереть от красоты

слова, а вот фальши у него более чем достаточно. Ярчайшим

примером является употребление слова "рот" применительно с

собаке. Бог с тем, что "царапнуть рот" невозможно, это лишь

один из тысяч толстовских ляпов. Но ведь рассказ написан для

детей, в массе своей деревенских, которые весьма строго

различают понятия: лицо и морда, рот и пасть. Вспомните Чехова:

"...и стала ейной мордой меня в харю тыкать". У селедки --

морда, у Ваньки -- харя. Только так, и не иначе. Одно беда --

слово "пасть" создает представление о злобном хищнике, оно тоже

неприменимо к собственной собаке. Положение складывается

безвыходное, нужного слова нет. В том и заключается задача

писателя -- найти слово, когда его нет. Лев Толстой эту задачу

даже не попытался решать.



Однажды, перечитывая Пришвина, я остановился на описании

играющей лисы. "Пастишка разинута," -- вот оно, слово! Не знаю,

какой кровью далось оно Пришвину, возможно, выплеснулось само

безо всякого труда. "Читателя не интересует писательский пот",

-- говорил Максим Горький. Важен реультат. Михаил Пришвин --

писатель, Лев Толстой -- халтурщик.



Кстати, если подставить пришвинское слово в толстовский

рассказец, то получится еще хуже, чем было. Единственное

правильное слово в куче мусора будет звучать особенно фальшиво.

За примерами не надо далеко ходить. В романе "Война и мир" Лев

Николаевич употребляет красивое слово "гвоздить", употребляет

нудно и настойчиво, раза четыре кряду, чтобы всякий доспел

заметить, как он, граф Толстой черпает в народной речи. И от

этого повторения слово гаснет, превращаясь в нечто скверное.



Есть еще один вид текстуальной ошибки - откровенная

реникса, случайно проскользнувшая в тексте. Нечто вроде фразы

из рассказика "Гроза": "Катя взяла Машу на спину, сняла чулки,

перешла речку..." Хвала аллаху, подобные ляпы даже у Толстого

встречаются не слишком часто, во всяком случае, в рассказе

"Черепаха" их нет.



Чтобы сохранить объективность, следует обратиться и к

взрослым сочинениям Толстого, проверить, правда ли и там столь

велико количество ляпов. Снимаю с полки первый попавшийся том,

открываю наугад. Первые три предложения вполне ординарны. А вот

четвертое -- шедевр: "Она уже не плакала, но, облокотив свое

еще красивое худое лицо, уставилась глазами на догоравшую свечу

и думала о том, зачем она вышла замуж, зачем столько солдат

нужно, и о том еще, как бы ей отплатить столяровой жене".

Полный набор преступлений против русского языка! Теперь стоит

поглядеть, что это я процитировал... "Поликушка" -- не читал и,

теперь уже ясно, что читать не буду.



Делаю вторую попытку. Палец сходу упирается в нечто

монструазное: "Пятое то, что в нашем обществе, где влюбление

между молодым мужчиной и женщиной, имеющее в основе все-таки

плотскую любовь, возведено в высшую поэтическую цель стремлений

людей, свидетельством чего служит все искусство и поэзия нашего

общества, молодые люди лучшее время своей жизни посвящают:

мужчины на выглядывание, приискивание и овладевание наилучшими

предметами любви в форме любовной связи или брака, а женщины и

девушки -- на заманиванье и вовлечение мужчин в связь или

брак". Комментарии излишни. Более густую смесь канцелярита с

псевдонаучной терминологией трудно себе представить.



Мне могут возразить, что данное чудовище взято не из

художественного текста, а из послесловия к "Крейцеровой

сонате". Однако, я глубоко убежден, что у художника все должно

быть художественно, иначе это не художник. Интереса ради

загляните в собрание сочинений Дмитрия Менделеева. Даже в самых

специальных работах вы увидите образцы блестящего русского

языка. Труды Марковникова, Кучерова, Бородина можно смело

отнести к вершинам изящной словесности. Александр Энгельгардт

одинаково художественно писал и очерки для журнала

"Современник", и статьи об амидах неорганических кислот. Причем

такое положение было не только в русской литературе. "Lettres

choisies" Ги Патена являются вершиной французской литературы,

без них невозможно представить ни творчество Сирано де

Бержерака, ни утонченные "Письма" мадам де Совиньи. А ведь

Патен был врачом, перед нами специальные научные труды! Луи

Пастер был избран в Академию не за научное содержание своих

работ, а за их блестящее литературное оформление. Один лишь

Лев Толстой позволяет ставить себе двойную планку и гнать

заведомую халтуру.



И наконец, чтобы больше не возвращаться к текстуальному

анализу, скажем несколько слов о богатстве языка. Давно

известно, что самый богатый словарный запас среди русских

писателей у Александра Сергеевича Пушкина -- более сорока тысяч

слов. (Под словарным запасом литератора понимается список слов,

употребленных им в письменном виде). И почему-то исследователи

стыдливо умалчивают о словаре Льва Толстого. Можно подумать,

что эти данные просто засекречены. Лишь однажды я нашел

упоминание, что активный словарь В.И. Ленина превышает таковой

у Льва Толстого. Выясняется, что не так это и трудно --

превзойти Льва Толстого. Самый грубый анализ дает

приблизительную цифру: что-то около пятнадцати тысяч слов, а

возможно даже и меньше. Смешно сказать, но мой словарный запас

в два раза больше, нежели у Льва Толстого.



Однако, слова словами, но не менее важно, что этими

словами сказано. Поэтому, переходим к разбору сюжетов.



Вернемся к рассказу "Черепаха" и рассмотрим его структуру.

Нетрудно заметить, что перед нами научно-популярное сочинение,

повествующее о том, сколь разнообразно семейство черепах, и чем

черепахи отличаются от прочих животных. К очерку о черепахах

насильно прилеплена охотничья байка о том, как злобная черепаха

"царапнула рот" бедной собачке. То есть, автор умудрился

развалить крошечное сочинение на две нестыкующиеся части. Если

это называется писательским мастерством, то что тогда

графомания?



Для сравнения приведу научно-популярный рассказ для детей,

который мне кажется образцом подобного рода литературы. Текста

под рукой нет, поэтому цитирую по памяти:



Виталий БИАНКИ. ЛИС И МЫШОНОК



- Мышонок, Мышонок, почему у тебя нос грязный?



- Землю копал.



- Зачем землю копал?



- Норку делал.



- Для чего норку делал?



- От тебя, Лис, прятаться.



- Мышонок, Мышонок, ведь я тебя подстерегу.



- А у меня в норке спаленка.



- Кушать захочешь -- вылезешь.



- А у меня в норке кладовочка.



- Мышонок, Мышонок, я твою нору разрою!



- А я от тебя в отнорочек, да и был таков!



-----------------------------------------------------------------------



Обратите внимание, рассказ Виталия Бианки при той же

научно-популярной нагрузке впятеро короче нежели сочинение Льва

Толстого. Это целостная вещь с лихо закрученной детективной

интригой, пятилетний читатель следит за приключениями мышонка и

даже не замечает, что перед ним статья "О строении нор полевых

грызунов". Так мастер обходится с сюжетом, органично соединяя

несоединимое.



Разламывающийся сюжет вообще характерен для Льва Толстого,

хотя в детских произведениях, переполненных отчаянной

дидактикой, он особенно заметен (Вспомним, к примеру, рассказ

"Пожарные собаки", который пришлось читать в первом классе).

Встречается этот грех и в "сериозных" произведениях. Повесть

"Хаджи Мурат" словно в наручники закована в пролог-эпилоговую

раму, где автор ударяется в воспоминания при виде цветка

татарника, который не удалось включить в букет. Образ колючего

цветка действительно удачен, но то, как он подносится читателю,

повергает в дрожь. Прежде всего нам сообщают мораль

произведения, далее следует сама история, затем мораль

повторяется второй раз, для идиотов. А ведь можно было вплести

непокорную колючку в ткань повести и создать по-настоящему

художественное произведение... только зачем это Льву Толстому?

Для сельской местности сойдет и так.



Катастрофическое неумение строить сюжет приводит к тому,

что мысль автора приходится дополнительно пояснять (на

современном жаргоне это называется "давать объяснения у

газетного киоска"). Таким образом является на свет кошмар

школьников -- последние полсотни страниц "Войны и мира" или то

самое Послесловие к "Крейцеровой сонате", которое здесь уже

цитировалось. Подумать только, полутора тысяч страниц не

хватило графу, чтобы высказать свои мысли! Весь Платон мог бы

уместиться на этих страницах! Шекспиру, чтобы создать громаду

"Гамлета" потребовалась площадь в двадцать раз меньшая! Недаром

Лев Толстой так ненавидел Шекспира; умненькая, поучающая

бездарность всегда ненавидит гения, способного одной строкой

сделать то, для чего бездарности не хватит "томов премногих".



С моей стороны было бы опрометчиво, прочитав лишь десяток

томов из бесконечного девяностотомника, делать глобальные

выводы о толстовских сюжетах, но все же рискну заявить, что ни

в одном из своих произведений Толстой не вышел за рамки

линейного повествовательного сюжета, и всякая толстовская вещь

есть лишь иллюстрация к очередной авторской мысли. Особенно

печально в этом плане выглядит "Анна Каренина". Железные

шарниры сюжета выпирают из-под каждой строчки: семья такая,

семья этакая, семья разэтакая... Восемьсот восемьдесят страниц

иллюстраций к единственной мыслишке, высказанной в первом же

абзаце: "Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая

несчастливая семья несчастлива по-своему". К тому же,

процитированная максима тоже весьма сомнительна. Достаточно

вспомнить разные представления о счастье у Обломова и Штольца,

как толстовская мысль опрокинется. Конечно, если понимать

счастье так: "Я в розовом чепце и муж -- приличный блондин,

сидим и отражаемся в никелированном чайнике", то Л.H. Толстой

будет прав. Но неужто кто-то поверит, будто счастье столь

примитивная штука?



NB. Отложил работу над статьей, раскрыл Толстого и

прочитал повесть "Семейное счастье". Та же беспомощная

скукопись, те же фарисейские поучения. Счастье понимается

единственным возможным способом: "Я в розовом чепце..." Сюжет

прям как топографическая линейка. И зачем Лев Николаевич бросил

военную карьеру? говорят, он был неплохим топографом. А вот

образчик стиля: "...подумала я, с счастливым напряжением во

всех членах..."



Впрочем, бог с ним, с сюжетом. Не будем слишком строги к

Толстому; как умеет, так и пишет, в меру таланта. Переходим к

следующему пункту программы: образам и идеям (по-моему, в

литературе одно от другого неотделимо, и только школьные

учителя умеют изучать их по-раздельности). Уж здесь-то

яснополянский старец должен быть в своей тарелке. "Сейте

разумное, доброе, вечное", -- по общему мнению сказано о нем.

Итак, приступим.



Наш образцовый рассказ предоставляет для анализа

единственный образ -- рассказчика. Образ этот оставляет весьма

тягостное впечатление. Сначала лирический герой разглядывает

черепаху, а удовлетворив любознательность, бросает ее (Не

швыряет, а именно с полным безразличием кидает живое существо

на землю, не озаботившись мыслью, что тому может быть больно).

Потом он второй раз бросает черепаху, а в конце повествования

поволяет зарыть ее в землю. Толстому в голову не приходит, что

раз внутри, под скорлупой, "что-то черное и живое", то к нему

следовало бы отнестись побережней. Не знаю, может ли болотная

черепаха выбраться из-под земли, но читать эти строки

мучительно. По аналогии мне вспоминается эпизод из повести

Горького "Детство". Хоронят мать, и осиротевший Алеша смотрит,

как возятся в могильной яме случайно попавшие туда лягушки.

Потом, когда могила уже зарыта, мальчик спрашивает у деда, что

станет с лягушками. "Выберутся", -- безразлично отвечает тот.

Какая бездна чувств скрыта в этом небольшом отрывке, и

насколько бессмысленна сцена, описанная Толстым! В ней нет

ничего, кроме неосознанной жестокости.



Лев Николаевич в своих детских произведениях создал целую

галерею образов, пробуждающих в читателе все самое дурное, что

может быть сокрыто в душе. По счастью, дети достаточно

устойчивы к дурному влиянию, они с редким упорством

переделывают знаменитую сказку "Три медведя", позволяя медведям

догнать юную мерзавку, учинившую разгром в медвежьем доме.

Далее они либо перевоспитывают ее, заставляя починить

сломанное, либо просто поступают, как должен поступать всякий

порядочный медведь с хулиганствующими девицами. А содержание

сказки "Волк и мужик" столь мерзостно, что она попросту

исключена из круга детского чтения, во всяком случае, я не

видел ни одной детской книжки, где эта сказка была бы

напечатана. А ведь в ту пору Ушинским уже была написана "Слепая

лошадь", а Погорельским "Черная курица", Даль занимался

обработкой народных сказок, Тургенев написал "Воробья", то

есть, великому писателю было у кого поучиться.



Особо тягостное впечатление оставляет рассказ "Косточка",

словно в насмешку носящий подзаголовок "быль". Довольно

единственной фразы: "Перед обедом мать сочла сливы и видит,

одной нет". Что же это за мелочная крохоборка, пересчитывающая

сливы! Конечно, если это самые первые в году, еще счетные

сливы, то можно и не считая заметить пропажу одной штуки, но

неужели у Толстого не хватило элементарного благоговения перед

матерью, чтобы не выводить ее этаким Плюшкиным в юбке? Ведь

достаточно было написать что-то вроде: "Мама сразу увидела, что

одной сливы не хватает..." -- и все стало бы на свои места.

Порок в лице Вани был бы посрамлен, а образ матери не опошлен,

ведь на то она и мама, чтобы все знать и все видеть.



Напоследок бегло глянем на персонажей взрослых

произведений классика. Дело привычное, сочинения на тему

"Образ князя Андрея" приходилось вымучивать еще в школе. Особое

место в этом образе занимает "небо над Аустерлицем", повидав

которое князь Андрей уже не мог жить как прежде, ибо высокое

небо с ползущими облаками постоянно было перед его взором.

Однако, противу общего мнения небо не прибавило князю ни на

гран человечности, а лишь каплю презрения к человеческой

суетливости; даже рождение сына и смерть маленькой княгини не

выбивает его из состояния сплина. И дело не в том, что "плакать

он не мог", а просто князь как и прежде остался типом полностью

погруженным в себя, просто раньше его обуревали мечты

двенадцатилетнего мальчика, а ныне он погружен в созерцание

неба и ожидание "простого счастья". В обоих случаях, если

говорить об образах, видим нечто примитивное и прямое как

офицерская шпага. Прежнему мальчику дали другую игрушку. А ведь

русская литература сильна динамичными образами.



Мне кажется дело заключается в том, что Лев Толстой вовсе

не является писателем реалистом. Он пишет не людей, а типажи,

не судьбы, а схемы. Выбрать наиболее типичное, освободить от

мешающего, с презрением отнестись к правде, если она не

согласуется с идеей, насколько мне известно, это признак

романтизма. Я не против романтиков, но полагаю, что автору надо

быть последовательным. Герои Виктора Гюго до конца верны себе,

и Д'Артаньян Александра Дюма всегда остается Д'Артаньяном, за

что и любИм многими поколениями читателей. А Лев Толстой,

написав сильфидоподобную и абсолютно нежизненную Наташу

Ростову, в конце романа вспоминает, что в реальной жизни

девочки взрослеют и становятся матерями и хозяйками. И вот он

начинает ломать романтический образ, упихивая его в прокрустов

сюжет, и успешно справляется с задачей, создав

романтико-реалистического уродца. Наташе Ростовой подобные

издевательства безразличны, она никогда не была живой, а

романтически настроенные читательницы чувствуют себя так,

словно это их насилует автор. Почитайте школьные сочинения на

эту тему -- обнаружите много любопытного.



Известно, что Николеньку Ростова Лев Николаевич писал со

своего отца. Но опять же, Толстой вовсе не старался создать

реальный характер. Когда подлинный Николенька начал входить в

возраст, мать привела ему наложницу -- крепостную девушку,

чтобы мальчик, не дай бог, не занялся онанизмом, а нормально

удовлетворял свои половые потребности. А теперь попытайтесь

приложить этот фактик к розово-голубому образу Николая

Ростова...



Я вовсе не пытаюсь осуждать Толстого с точки зрения

натурализма, Лев Толстой не обязан был описывать первую

внебрачную ночь юного барчука и несчастной девчонки, кинутой

ему в постель. Но ведь реальный Николенька не был ни мерзавцем,

ни пресыщенным развратником! Он был обычным человеком своего

времени. Согласовать несогласующееся, свести противоположности

в единый живой образ -- вот где задача литературы! Однако,

великого прозаика проза жизни не интересует.



"Детство. Отрочество. Юность" стоят в толстовском наследии

особняком. В свое время Гарин-Михайловский после лестных

отзывов критики о своей повести "Детство Темы" заметил, что

всякий грамотный человек может написать одну хорошую книгу --

книгу о собственном детстве. Для этого надо всего-лишь быть

честным. Итак, что же нам сообщает честный Лев Николаевич?

Известно, что Толстой утверждал, будто помнит себя с годовалого

возраста и, вероятно, более позднее детство он должен помнить

не просо событийно, но донести мысли, чувства, переживания

маленького ребенка. Однако, стоит открыть автобиографичесую

трилогию и мы увидем нечто засушенное до уровня гербария.

Благовоспитанный ребенок, даже наедине с собой не

осмеливающийся быть просто ребенком. Добропорядочное веселье

на балу, неестественно-взрослое понимание происходящего

(особенно глава "Папа"). Даже сцена с Карлом Ивановичем кажется

неестественной, в ней нет души, а просто взрослый писатель

вознамерился показать, как быстро меняется настоение маленького

ребенка. Ощущение таково, что автор ничего не помнит из

собственного детства, а просто перечитался Руссо. Не возьмусь

судить, врал ли граф, основываясь на требованиях дидактики или

он действительно с самого рождения был маленьким старичком, но

в любом случае вывод получается неутешительный: ни лжец, ни

старичок-моралист не способен сказать читателю хоть что-то

ценное. Недаром Даниил Хармс, человек удивительно чуткий ко

всякой фальши, именно о Льве Толстом написал свое язвительное:

"Лев Толстой очень любил детей..."



Официальные критики любят прилагать ко Льву Толстому

определение: "гуманист". Однако, каков же реальный гуманизм

первого толстовца?



Вторая русская книга для чтения открывается еще одной

былью: "Девочка и грибы". В этом рассказе маленькая девочка

попала под поезд, но осталась жива, поскольку поезд проехал над

ней. Некогда четырехлетний автор этих строк оказался достаточно

умен, чтобы посоветоваться с родителями, прежде чем повторить

столь заманчивый эксперимент. Однако, не всем так повезло как

мне, кое у кого поезд оказывался проворней родителей. И когда

первые малолетние читатели погибли на рельсах, Лев Толстой не

бросился вслед за ними под колеса, не покончил с собой иным

способом, он даже не запретил перепечатывать рассказ, обрекая

на гибель все новых и новых детей. " Мне отмщенье и аз воздам",

-- годится для эпиграфа, но применять его к себе Толстой не

желал. Возможно, список толстовских жертв пополняется до сего

дня. Как тут не вспомнить Достоевского и его фразу о единой

слезе ребенка.



Могут возразить, что не следует смешивать личность

писателя и его книги. Тот же Достоевский вдрызг проигрывался в

карты и жил на содержании у жены. Некрасов и Тургенев

устраивали многолюдные выездные охоты с десятками загонщиков.

Пушкин также...



Все это верно. И все-таки случай с Толстым выпадает из

ряда вон. Пепел Януша Корчака стучит в мое сердце.



Думаю, что мною достаточно сказано о различных сторонах

художественного творчества сиятельного графа, хотя доводы и

примеры можно было бы наворачивать еще и еще. Несмоненно, мое

выступление вызовет негативные отклики. Одно лишь объявленное

намерение написать критический отзыв о творчестве Л.H. Толстого

уже породило замечания о "слоне и Моське", "собаке и караване".

Пусть, я к этому готов. Я жду критики, но заранее предупреждаю,

что отзывы типа: "Все равно Толстой -- великий писатель" или "А

мне нравится" -- никому и ничего не доказывают. Борис Натанович

Стругацкий, чьим учеником я имею честь себя считать, говорил:

"Как бы плохо вы ни написали вашу повесть, у вас обязательно

найдутся читатели, тысячи читателей, которые сочтут ее

шедевром... Как бы хорошо вы ни написали свою повесть,

обязательно найдутся читатели, и это будут тысячи читателей,

которые сочтут ее чистым барахлом". Переиздайте сегодня

стихотворения графа Хвостова под каким-либо псевдонимом, чтобы

одиозное имя не пугало людей, и найдутся тысячи читателей из

самых интеллигентных кругов, которые будут искренне восхищаться

"неизвестным поэтом конца XVIII века:



Коль чужд тебе талант и скуден дар природный

Расстанься с музою, твой будет труд бесплодный.

От стихотворного отстань ты ремесла,

Ползущих на Парнас не умножай числа!



Жаль, что другой граф не читал этих строк.



Куда интереснее было бы такое мнение защищающее Льва

Толстого: "Да, фраза, выдранная из текста "Поликушки", длинна,

переполнена мусорными словами и грешит повторами. Да, сочетание

"свое лицо" является тавтологией. Да, облокотить лицо нельзя,

поскольку у лиц не бывет локтей, а если улечься подбородком (не

лицом!) на локоть, то получится немыслимая собачья поза. Все

это верно, но и путанность фразы и все ляпы, и особенно собачья

поза являются лучшей характеристикой Акулины, именно так,

путанно и неосознанно она думает". Это был бы действительно

довод, если бы при этом фразы описывающие барыню оказались

взбалмошны и экзальтированы, приказчик описывался бы словами

краткими, но изворотливыми, и так далее. Однако, этого нет, все

персонажи, от барыни, до старика Дутлова описаны одним нудным

стилем, пригодным лишь для Акулины. (Эх, пришлось-таки прочесть

"Поликушку"!)



И еще одно мнение нельзя сбросить со счетов. Что бы ни

представляли собой творения Льва Толстого, к настоящему времени

над ними образовался столь мощный пласт культурных наслоений,

что у многих в высшей степени честных и умных людей невольно

возникнет ощущение, что посягнуть на Толстого, значит посягнуть

на самое культуру. Слишком долго Лев Толстой незаслуженно

считался классиком русской литературы, оттеснив в сторону

истиных титанов: Гоголя, Чехова и Достоевского. Как это могло

произойти? Думается, ответ заключается в следующем:



Девятнадцатый век был временем писателей-романистов.

Великая английская литература в этот период представлена

творчеством Диккенса и Теккерея, великая французская литература

могла гордиться именами Бальзака, Виктора Гюгю и Александра

Дюма. А великая русская литература не могла похвастаться ничем.

Не было у русских ни единого романа, перевалившего за тысячу

станиц. И вдруг у не слишком известного литератора графа

Толстого объявляется четырехтомная громадина, в полтора раза

превышающая самый толстый роман Диккенса или Дюма. Каковы бы ни

были ее достоинства, "Война и мир" была обречена на

восторженный прием, исключительно из патриотических чувств: мы,

мол, не хуже гнилого запада. А тот факт, что толстовский опус

прямо-таки просится для школьного разбора, особенно радовал

наших доморощенных критиков. Чахоточные властители дум начала

шестидесятых уже сошли в могилу, и господин Страхов мог

беспрепятственно заложить основы "понимания" толстовского

романа. В самом деле, подлинный анализ произведения трудное и

неблагодарное дело, куда проще обозвать Достоевского "больным

талантом", а Лескова и попросту графоманом, небрежно и

бездоказательно пихнуть Лейкина с его выкормышем Антошей

Чехонте (легковесны, мол!), а затем приняться за сладостный

образ князя Андрея. Ведь это так просто, критику думать не

надо, резонерствующий автор все уже объяснил, достаточно лишь

извлечь нужные цитаты из столистового монблана.



Имеется и второй, еще более важный фактор. Со времен

позорной Крымской кампании прошло восемь лет, а это как раз тот

срок, когда у побитой нации невиданно возрастает воинствующий

патриотизм (подросло новое поколение, которое горько жалеет,

что "опоздало на войну", и полагает, что уж оно-то...). Очень

хочется реванша, и напоминание, что после Аустерлица франзуцы

все-таки были "отгвожжены", сладостно греет душу.



Так или иначе, несчастье произошло, Толстой стал считаться

образцом русской литературы ("Когда б вы знали из какого

сора..."). Но значит ли это, что ложных идолов следует

оставлять в покое и благодушно наблюдать их торжество? Если бы

господствующее мнение всегда было правильным, мы до сих пор

жили бы на плоской Земле. Кто-то должен первым крикнуть правду.

И пускай меня после этого называют глупым мальчиком, пусть,

если угодно, сравнивают с Моськой и той лягушкой, что вола

превзошла -- все равно, истина дороже.



ЛЮДИ! КОРОЛЬ-ТО ГОЛЫЙ!

@темы: Критика

---

[Bookmade]

ПРИКЛЮЧЕНИЯ УЛЬЯНЫ КАРАВАЕВОЙ

Варденбург Д. Приключения Ульяны Караваевой: Повесть / Ил. Д.Непомнящего. — СПб.: Азбука-классика, 2004. — 238 с.: ил. — (Новая дет. лит.).



Если бы литературные премии давали за одно только имя, Дарья Варденбург уже могла бы на них рассчитывать. Вот послушайте: Дарья Варденбург… Какие раскатистые «р», какие звучные «д»! Что за дивное сочетание!

Книжка Дарьи не может пока соперничать с её именем — с таким именем тягаться почти невозможно. Однако детективная повесть «Приключения Ульяны Караваевой» очень даже мила — в первую очередь своими героями. Они у Варденбург симпатичные и запоминающиеся. Что сама Ульяна, девица десяти лет от роду, отправившаяся на поиски своего отца — учёного-изобретателя, пропавшего без вести в далёких горах. Что её спутница-ворона, которая всем прелестям жизни предпочитает картошку (лучше варёную) и тёплую компанию (лучше Ульянину). Что начинающий милиционер курсант Фаза (всем хорош курсант, да только как две капли воды похож на кровожадного преступника Кривого Зверя).

Молодая писательница умело управляется со своими персонажами, загадочным образом делая их и вполне реальными, яркими, сочными, и почти условными, бестелесными. Ну, не совсем, конечно, «загадочным». У Юрия Коваля в детективах «Пять похищенных монахов» и «Приключения Васи Куролесова» встречались именно такие герои. Так что Дарья Варденбург уверенно идёт по стопам мастера. Ещё Дарье на славу удался сюжет, динамичный и неизбитый. Да и с юмором у писательницы всё в порядке. Умеет она и шутку вовремя ввернуть, и комическую ситуацию обыграть, и даже иронию использует к месту. В общем, молодец Дарья. С удачным дебютом!

И.Казюлькина

@темы: Новости анонсы

---

[Rika Oliv]

333 КОТА!

Чижиков В., Усачев А. 333 кота: Сб. стихов /Ил. В.Чижикова; Текст А.Усачева. — М.: Эгмонт Россия Лтд, 2005. — 180 с.: ил.



Наконец-то! Сбылись надежды и мечты! После многолетнего ожидания открылась «Выставка котов Виктора Чижикова». Комментарии к ней сделал Андрей Усачев и получилось «РосКОШно иллюстрированное издание»!

Восторг и упоение охватывает уже при взгляде на суперобложку. И ожидания ваши не будут обмануты. Да, это те самые знаменитые чижиковские коты, которых нам удавалось увидеть изредка только на выставках художника, да на последней странице обложки «Мурзилки» рубежа 1980-1990 годов. И вот они перед нами — целый кошачий город — хулиганы, насмешники, лентяи, поэты, музыканты, мыслители и философы…

Они живут совершенно как люди: ходят в школу, дерутся, влюбляются. Коты ведут светскую жизнь, играют на музыкальных инструментах, удят рыбу и даже выходят на пенсию. Нам как библиографам очень близок Кот-библиофил, задремавший под шелест страниц:

Лампа. Ночь. Библиотека.

Пушкин. Лермонтов. Шекспир.

Вальтер Скотт. Толстой. Сенека…

Как прекрасен этот мир!



… Под уютным светом лампы

Грея лапы с животом…

До чего же, право, славно

Быть читающим котом!

В кратком предисловии к книге Виктор Чижиков рассказывает: «…у меня было много котов, каждый имел свой характер и был абсолютно не похож на всех остальных. Наверно, поэтому я рисую котов всю жизнь с особым удовольствием». Действительно, ни в одном из сотен рисунков художник не повторился ни разу. Нарисованные в разной технике, представители кошачьего племени изумляют разнообразием своих настроений, поз, выразительностью физиономий, остротой характеристик. Как велик диапазон художника! От нежно-серых, облачных котов, тающих в воздухе — до гротескных черно-белых; от домашних, уютно-пушистых — до скользящих ночных зверей… Разворот к стихотворению «Планета кошек» — это какой-то совсем новый Чижиков, булгаковский…

Хорошие стихи Андрея Усачева не всегда поспевают за рисунками, наверное, потому что очень трудно передать словами все оттенки смысла, вложенные художником в линию спины или изгиб хвоста, не говоря уже о выражении глаз и положении усов. Но все равно, книга великолепная! Даже не знаю, кому она доставит больше радости — взрослым или детям. Любой читатель может найти в ней что-то для себя, узнать своего Кота. Автор макета и оформления Андрей Рыбаков позаботился обо всех страницах, поселив на каждой по замечательному зверю или целой компании зверей. Даже на самом последнем листке в книге над выходными данными примостилось необыкновенное существо. Похоже, любовь к кошкам объединила весь издательский коллектив и помогла ему создать поистине росКОШное издание.

М.Переслегина

Добавлю от себя: книга, конечно, не дещевая - больше тысячи стоит!, но купить стоит!

@темы: Новости анонсы

---

[Rika Oliv]

Понастальгируем?! Это просто классика жанра!

Дальше >>>

Вопрос: Вы помните что-нибудь подобное?

1. Да, помню!		8	(61.54%)
2. Где-то у меня завалялись эти журналы...		2	(15.38%)
3. Нет, не помню и никогда не читал таких журналов.		0	(0%)
4. А я еще совсем маленький!..		0	(0%)
5. Мне нравится!..		2	(15.38%)
6. А мне не нравится...		0	(0%)
7. НАйдите еще что-нибудь в этом роде!		1	(7.69%)
Всего:		13 Всего проголосовало: 10

@темы: Точка зрения: опросы, голосования

---

Сказки Туманного Альбиона

[суровая розмари]

художник Владислав Ерко



Давно уже встречаю работы этого художника, очень красивые, просто сказочные. Недавно видела "Чайку по имени Джонатан..." в его оформлении, чудо.



Не выдержала — купила книгу "Британские народные сказки". К сожалению, мой сканер слишком мал чтобы отсканировать всё изображние, но вот 80%) Полюбуемся вместе)



Изображения довольно большие (~ 500x600), но они стоят того, такие детали!

смотреть иллюстрации

@темы: Персонажи

---

[Bookmade]

Характерная обложка 60-ых гг.



Обложка 70-ых гг.

Далее >>>

Обложка 80-ых гг.



Обложка 90-ых гг.



И... компьютерная обложечка двухтысячных... Не знаю, на пользу ли пошли новые технологии?..

@темы: Журналы

---

[Bookmade]

Информация с оф. сайта "Веселых картинок": www.merrypictures.ru

История "ВЕСЕЛЫХ КАРТИНОК"

Детский юмористический журнал «Веселые картинки» начал выходить в свет с 1956 года на волне «хрущевской оттепели», одновременно с журналами «Новый мир» и «Наука и жизнь».

Идея появления «Веселых картинок» принадлежала Ивану Семенову - популярному карикатуристу газеты «Крокодил». Он стал первым редактором журнала и привлек к работе своих коллег - известных художников, академиков - Аминадава Каневского и Алексея Лаптева. В честь выхода первого номера журнала Самуил Маршак написал не просто стихотворение, а оду! Название журнала выбирали исходя из того, что маленькие дети, для которых он предназначался, охотно рассматривают забавные и веселые картинки, сопровождаемые короткими остроумными надписями. Но очень скоро выяснилось, что журнал вместе с детьми читают и взрослые. Так в «Веселых картинках» появились стихотворения, рассказы, считалки, загадки. Он стал не только детским, но, что не менее важно, «семейным» журналом СССР.

Авторскому составу «Веселых картинок» могло позавидовать любое отечественное издание.
В нем работали лучшие советские писатели и художники: Корней Чуковский, Агния Барто, Сергей Михалков, Евгений Ведерников, Владимир Сутеев и только что вернувшийся из сталинских лагерей легендарный карикатурист Константин Ротов.

Главного героя «Веселых картинок», ставшего символом журнала - Карандаша придумал и нарисовал Иван Максимович Семенов, народный художник СССР. Он создал замечательный художественный образ - забавного, доброго и веселого человечка с красным грифелем вместо носа, одетого в нарядную синюю блузу. На голове красовался элегантный берет, а на шее - красный бант. Глядя на него, и маленьким и взрослым становилось понятно, что перед ними художник и интеллигент.

Первый номер журнала вышел в сентябре 1956 года. Журнал сразу стал невероятно популярен, войдя в разряд дефицитных изданий. Подписаться на него было очень непросто, помочь в этом могло либо знакомство, либо какие-то особые привилегии. Когда в середине 70-х годов были сняты ограничения печати, тираж «Веселых картинок» достиг 9 150 000 экземпляров.

Интересно и то, что «Веселые картинки» являлся ЕДИНСТВЕННЫМ изданием в СССР, которое никогда не подвергалось цензуре, не «литовалось», как тогда говорили. Возможно, это была забывчивость чиновников, а может быть, они просто решили, что в комиксах о приключениях Веселых человечков просто нечего «литовать».

«Веселые картинки» был ЕДИНСТВЕННЫМ печатным изданием в СССР, на страницах которого никогда не публиковались и обязательные для всей прессы печальные извещения о смене руководителей советского государства. Когда умер Л.И. Брежнев, сверху была спущена директива - опубликовать его портрет в траурной рамке на обложке всех изданий. Редакции «Веселых картинок» пришлось довольно долго доказывать вышестоящим инстанциям, что это будет выглядеть крайне неуместно и неловко рядом с названием журнала.



В 1972 году «Веселые картинки» возглавила Нина Иванова, которая работает в журнале, как литературный редактор, и сегодня.

В 1976 году главным редактором «Веселых картинок» стал замечательный художник Рубен Варшамов. Вместе с ним пришли новые авторы, художники-нонконформисты, авторы «бульдозерной» выставки - Виктор Пивоваров, Валерий Дмитрюк, Илья Кабаков, Эдуард Гороховский, Александр Митта, карикатуристы нового поколения Сергей Тюнин и Олег Теслер. Они привнесли в жизнь редакции веяния бунтарства и стремления к свободе. То, что было невозможно в серьезных, «взрослых» изданиях оказалось воплощено на страницах «Веселых картинок».

В 1979 году Виктор Пивоваров создал современный логотип журнала. «Веселые картинки» охотно печатали не только известных, но и начинающих авторов. В те годы это было проявление храбрости. Так были открыты имена Эдуарда Успенского, Андрея Усачева, Евгения Милутки и др. В начале 90-х годов редакция журнала «Веселые картинки» была преобразована в Издательский дом. В 2000 году главным редактором стала Инна Антипенко.

С 1997 года стал выходить журнал о животных «Филя», в 1998 году был выпущен журнал для подростков «Пампасы», в 2000 году - вышли журнал об искусстве «Эскиз» и журнал о путешествиях и путешественниках «Синдбад», в 2002 году - журнал о спорте и здоровом образе жизни «Трамплин».

Продукция Издательского дома «Веселые картинки» - это целая система периодических изданий для детей, не имеющая аналогов, как в России, так и за рубежом.

@темы: Журналы

---

[Bookmade]

Перлы юных читателей детской библиотеки № 85 г. Москвы

Биография кабачков и баклажанов

«Мне нужна хореография Гоголя…»

«Порочное яблоко» («Сорочинская ярмарка» Н.В.Гоголя)

Хрестомания

«Какие-то разговоры на крылечке…» («Размышления у парадного подъезда» Н.А.Некрасова)

«Мокрая»… или «Мочёная курица» есть? («Чёрная курица» А.Погорельского)

И на закуску свеженькие высказывания читателей Российской государственной детской библиотеки:

«Дайте мне роман Достоевского "Братья Карамзины"!»

«У вас есть художники и другие деятели искусства, ушедшие в эмиграцию? Типа: КоровИн, Ахматова…»

Автор — Некрасов. Название — "Выть на Волгу…"

Сервантес. "Тонкий Кот"

Тургенев. "После бани" (имелся в виду рассказ Толстого "После бала"

Тореадор Драйзер

Белкин. "Повести покойного"

Д.К.Мирон. "Пока чего"

"...Дайте мне Горького, "Старуху из... из... в общем откуда-то"

"Будьте добры: мне нужны стихи Пастернака в переводах Маршака..."

"У вас есть что-нибудь о роли танковых войск в войне 1812 года?.."

В нотно-музыкальном отделе: "Мне, пожалуйста, арию Ленского в исполнении Шаляпина..."

Автор — Евклипид. Название — "Царь Эпид"

Диккенс. "Кошка доит" ("Крошка Доррит"

Пол Бриджи (конечно же, Олдридж). "Последний дюйм"

Фон ВизИн. "Водоросль"

Малыш и Карл Маркс, который живет на крыше (из недавнего прошлого)

«А у вас есть автор знаменитых детективов Шелковый Холст?»

«Мне нужен Паустовский… Рассказ "Старый топор"… или "товар"?» (на самом деле — "Старый повар"

«Мне бы какую-нибудь книжку про Маразма Роттердамского…»

«У вас есть стихотворение Ахматовой «Плаха»?» (имелся в виду одноимённый роман Чингиза Айтматова)

«Мне нужен «Скорпион» Чехова» (разумеется, «Хамелеон»)

Ф.М.Достоевский. «Мальчик у Христа за пазухой» («Мальчик у Христа на ёлке»)

В нотно-музыкальном отделе: «У вас есть пластинка со звонами Царь-колокола?»

Кир Булычев. «Пленники астероида»

В справочном бюро: «Мне надо доклад сделать по географии на тему: «Вулканизм и метеоризм»

«Нам сочинение задали по картине Рожкина «Шиш»

В читальном зале: «Мне бы какую-нибудь книжку про круглых рыцарей…» (если ещё не догадались, про рыцарей Круглого Стола)

Р.Брэдбери. «Что-то страшное бредёт»

Читатель: «Мне нужны ужасы немецко-фашистской оккупации».
Библиотекарь: «Подождите минуточку. Сейчас будут».

@темы: Афоризмы о литературе

---

[Bookmade]

Интересно, как видят и видели разные художники Алису Льюиса Кэролла. Она такая разная, но неизменно милая.



А это самая первая Алиса, отредактированная и одобренная самим автором, Льюисом Кэроллом. Рисунок Тэнниэла.

@темы: Алиса в Стране Чудес

---

Геннадий Калиновский

[Bookmade]

Информация с сайта о Г.Калиновском. Адрес: kalinovski.narod.ru
(На сайте: биография художника, статьи, полный список выпущенных книг с подборкой иллюстраций.)

Геннадий Калиновский



О том, как он рисовал "Алису в стране чудес"

...Став иллюстратором одной из самых оригинальных и своеобразных книг для детей и для взрослых, Тенниел* проявил себя художником в высшей степени оригинальным и своеобразным. Он нашел свои приемы и средства, свой стиль и манеру изображения смешного, нелепого, абсурдного, сохраняющего, однако, при всей своей абсурдности не только вполне реальные приметы времени, но даже колючие намеки на определенных лиц и злободневные события. Тенниел умел отыскать крупицы разума в сплошном, казалось бы, безумии, объяснить рисунком скрытую мудрость нонсенсов и парадоксов Кэрролла, всерьез отнестись к нагромождению сплошных бессмыслиц. Это стало его принципом, и этому принципу, в сущности, следуют более поздние иллюстраторы "Алисы", как бы различно ни толковали они книгу.
Одно из недавних воплощений "Алисы" - рисунки художника Г. Калиновского (который не раз обращался к образу Алисы) для книжки Кэрролла, изданной "Детской литературой" в пересказах Бориса Заходера.
Калиновский не побоялся запечатлеть на бумаге самые невероятные нелепицы. Озорная фантазия неизменно сопутствует его рисункам. Но это не мешает художнику, как прежде и Тенниелу, отправляться на поиски главного - скрытой сути нонсенсов Кэрролла. Тенниел в своих поисках придавал большое значение объемности, фактурности рисунка. Мы всегда ощущаем у него все: тяжесть, земное, что ли, притяжение, каждого персонажа. Фантастическое - материализуется. И вот еще что важно подчеркнуть: Тенниел стремится передать психологическое состояние той же Алисы в острых, конфликтных ситуациях: ее страх, досаду, радость, гнев, смех и слезы.
Взгляните, пожалуйста, повнимательней на рисунок Тенниела "Безумное чаепитие". Алиса, уязвленная тем, что ее не пригласили к чаю, решительно, без приглашений, уселась в кресло во главе стола. Болванщик же тотчас вскочил с места, намереваясь, по-видимому, огорошить Алису одним из тех каверзных вопросов, над смыслом которых до сих пор еще ломают головы комментаторы Кэрролла. Поза и жест Болванщика, выражение его лица выдают крайнюю агрессивность, Мартовский Заяц, отвернувшись от Алисы и во всем готовый поддакнуть Болванщику, смотрит на него с угодливой улыбкой. Между Мартовским Зайцем и Болванщиком дремлет Мышь-Соня. Ей ни до чего нет дела. Она не просыпается даже тогда, когда на нее, как на подушку, оба бесцеремонно опираются локтями.
Калиновский, иллюстрируя "безумное чаепитие", видел свою задачу не в том, чтобы передать мир чувств Алисы, ее противостояние другим участникам чаепития. В рисунке Калиновского нет злой иронии. Скорее, юмор, шутка. Алиса и Болванщик ("Шляпа" в пересказе Б. Заходера) лукаво переглядываются, как бы присматриваясь друг к другу. Мартовский Заяц, в маскарадном наряде не то пажа, не то циркового акробата, делает стойку на одной руке, опершись на голову терпеливой Мыши-Сони. Все комично, все изящно и загадочно.
Тенниел, сосредоточив внимание на участниках чаепития, прежде всего интересовался их душевным состоянием. Фон на рисунке Тенниела отсутствовал. Калиновский, захваченный стихией веселой проказы, забавы, игры, вписал чайный стол вместе со всеми сидящими за столом, спящими или балансирующими над ним в воздухе (вспомним Мартовского Зайца) в причудливый пейзаж с буйно разросшейся травой, странным, островерхим домиком под черепицей, с массой разнокалиберных пристроек и пристроечек, с гигантскими кактусами и лопухами, поднявшимися выше крыши.
И если у Тенниела, при всей фантастичности происходящего чаепития, уже по костюмам персонажей историку нетрудно определить время действия, а платье и прическа Алисы, самый стиль интерьеров, обстановки, бытовых предметов скажут ему о вкусах и привычках Викторианской эпохи (то есть эпохи королевы Виктории, когда Кэрролл писал свои книги и детей одевали примерно так же, как Тенниел одел Алису), то у Калиновского костюмы условны, производят впечатление театральных и даже намеренно эксцентричных. Время не имеет даже приблизительного исторического обозначения. Оно тоже условно: "...в некотором царстве, в некотором волшебном государстве..." По страницам книги нескончаемой вереницей шествуют то каменно-неуклюжие, неповоротливые монстры, то легко движутся словно бы летящие по воздуху женские фигуры. А плоские, выдернутые из колоды карт и ожившие короли и дамы, валеты, двойки, тройки, пятерки, семерки? Они тоже не имеют другой прописки, как в сказке, в игре. Не так ли?
С дистанции времени Калиновский прочитал книгу по-другому, чем современник Кэрролла Тенниел. Вслед за Алисой он пришел в страну чудес и в Зазеркалье. Но в удивительном этом мире Тенниел счел нужным обозначить приметы времени, своего времени, и, как говорят исследователи, придал некоторым своим рисункам вполне определенные политические оттенки, а персонажам - черты видных политических деятелей своего времени (Гладстона и Дизраэли), что было для него естественно как для карикатуриста сатирического журнала "Панч". Калиновский рисовал, не то чтобы отвлекаясь начисто от деталей. Напротив, их много, и очень смешных, но никак не привязанных ко времени. Среди персонажей, пожалуй, только Алиса в своей клетчатой шотландской макси-юбке больше глядится девочкой нашей эпохи, чем Викторианской или девочкой из сказки. Она пришла из мира реальности в мир фантастики. Стала своего рода связующим между ними звеном. Оставаясь в пространстве условной сказочной игры, не населяя его приметами давно ушедшего времени, Калиновский облегчил восприятие книги современным юным читателям так же, как в свое время Тенниел сделал ее более узнаваемой для своих современников благодаря определенным историческим приметам.
Впрочем, при всем отличии по стилю и манере рисунков Калиновского от тенниеловских они сохраняют верность тенниеловскому принципу изображать абсурд как что-то смешное, ошарашивающее, удивительное, но не слишком пугающее и страшное (исключение составлял только Бармаглот).

@темы: Иллюстраторы, Алиса в Стране Чудес

---

[Bookmade]

24 мая — Совет по детской книге России определил кандидатов на Международную Золотую Медаль и Почётные Дипломы имени Х.К.Андерсена 2006 года.

Во вторник, 24 мая, под председательством Сергея Михалкова прошло очередное заседание Совета по детской книге России, в ходе которого состоялось тайное голосование, определившее имена российских писателей, художников и переводчиков, претендующих на Международную Золотую Медаль и Почётные Дипломы имени Х.К.Андерсена 2006 года.

Совет без возражений принял кандидатуры:

Сергея Григорьевича Козлова и братьев Александра и Валерия Трауготов, выдвинутые Российской государственной детской библиотекой на соискание высшей награды в области детской литературы. Причину такой покладистости Совета нетрудно усмотреть в весьма пессимистичной оценке председательствующим шансов России на получение Золотой Медали. Понятно, что претендентов на «малую Нобелевскую» премию становится всё меньше, коль скоро из года в год нашей стране не достаётся ничего, кроме Почётных Дипломов. И всё же на сей раз Россия представлена более чем достойно. Книги Сергея Козлова, автора «Ёжика в тумане» и многих других сказок, стихов и пьес, как и творчество братьев Траугот, — уникальное явление в детской литературе.

А вот из предложенных РГДБ кандидатов на Почётные Дипломы через Совет не прошёл никто. Как оказалось, среди желающих получить меньшую награду, вручаемую по одному лишь факту выдвижения и, следовательно, гарантирующую свою долю международного признания, конкуренция значительно выше. В результате представленная нами, «Книжной палатой» и «Книжным обозрением» книга Марины Бородицкой «Думай, думай, голова!» оказалась бессильна противостоять повести-сказке Софьи Прокофьевой «Глазастик и ключ-невидимка», недавно переизданной на мелованной бумаге с иллюстрациями Геннадия Калиновского. Что и говорить, книжка красивая, но повесть-то двадцатилетней давности! Ни один из членов Совета не проголосовал за книги Альберта Иванова, также предложенные к рассмотрению в писательской номинации, зато аж двое отдали свои голоса опусам… Татьяны Коти! Особая прелесть ситуации состояла в том, что упомянутая претендентка сидела здесь же, в Совете, и, как член исполкома, усердно голосовала. Угадайте, за кого?

В номинации «Художник-иллюстратор» нами были представлены две книги Андрея Усачёва «Сказочная история воздухоплавания» и «Сказочная история мореплавания», замечательно оформленные художником Игорем Олейниковым. Но и он оказался неспособен тягаться с авторитетом глубокоуважаемой Ники Георгиевны Гольц, представленной большой книгой сказок Андерсена. За выдвинутую «Книжной палатой» Юлию Гукову с романом Марины Вишневецкой «Кащей и Ягда, или Небесные яблоки» не проголосовал никто.

С переводчиками и вовсе вышел конфуз. Никакие пламенные речи и призывы не склонили внимание членов Совета к огромному труду Сергея Ильина, осуществившего полный перевод эпопеи Теренса Х. Уайта «Король былого и грядущего». Подозреваю, что прочесть толстенную книгу, выпущенную издательством «Гелеос», дабы оценить переводческий подвиг Сергея Борисовича, большинство из присутствовавших на заседании деятелей не удосужилось. Не вызвала особого энтузиазма и работа Ольги Николаевны Мяэотс — сборник повестей Ульфа Старка «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?». Почти две трети голосов было отдано за переводы историй датчанина Ингвара Амбьёрнсена о Самсоне и Роберто из серии «Очень прикольная книга», выполненные петербургской переводчицей Инной Стребловой (на Совете её представляла коллега — переводчица с немецкого Эльвира Иванова). Спору нет, эти книги тоже имеют свои достоинства, но разве они сопоставимы с той колоссальной работой, которую проделал Сергей Ильин?..



Итак, на соискание Международной Золотой Медали имени Х.К.Андерсена 2006 года Совет по детской книге России постановил выдвинуть:

Козлова Сергея Григорьевича, писателя;

Трауготов Александра Георгиевича и Валерия Георгиевича, художников.

Для получения Международных Почётных Дипломов имени Х.К.Андерсена Совет счёл достойными:

Прокофьеву Софью Леонидовну, писательницу, за сказочную повесть «Глазастик и ключ-невидимка»;

Гольц Нику Георгиевну, художницу, за оформление «Большой книги лучших сказок Г.-Х.Андерсена»;

Стреблову Инну Павловну, переводчицу, за переводы книг Ингвара Амбьёрнсена о Самсоне и Роберто.Таковы результаты.

А.Копейкин

@темы: Премии

---

Илл. к сказкам Сергея Козлова

[Bookmade]

Правда, мы будем всегда?

Художник C. Остров

@темы: Персонажи

---

[Bookmade]

Кому мешает Баба-Яга?

Селенье Кукобой Ярославской области недавно объявили родиной Бабы-Яги. Не успела сказочная старушка отметить новоселье, как попала в опалу к местному батюшке. Противостояние священнослужителей и Бабы-Яги - в самом разгаре.

Сказочной героини, работающей на постоянной основе, в Кукобое нет. Потому пришлось срочно прибегнуть к услугам режиссера местного народного театра - в село пожаловали видные гости - чиновники из областного центра. Перед ними и разыгрывалось сказочное действие. А вот поток групп туристов пока прекратился. Причина весьма деликатная - местный священник усмотрел в сказочном персонаже бесовщину, а он на селе - лицо уважаемое и авторитетное. "И всем тем, чем она занималась в сказках, она ничего хорошего не делала. Если перечислять все ее подвиги из сказок - это настоящее язычество", - считает настоятель местного прихода Отец Александр.

Идея объявить Кукобой родиной Бабы-Яги - идея менеджера одной из ярославских турфирм, тоже Александра. Фирма вложила деньги - построила в центре села избушку. Теперь все ломают голову, что делать дальше, пренебрегать умонастроениями святого отца местные власти и сам автор проекта не решаются. На соседней вологодской земле музей Костяной ноги аннулировали как раз по настоянию Русской православной церкви. Тогда в дело вмешался сам архиепископ Вологодский и Великоустюжский Максимилиан.

С другой стороны, у светской стороны возникает совершенно резонное недоумение: кому помешала сказочная бабка, ведь она вовсе не страшная. "Это на самом деле добрая старушка, она за всю историю никого в печке не испекла, только помогала дорогу искать, чтобы справиться с нечистью, обитавшей в этих лесах", – уверен автор идеи Александр. "Священнослужители, я думаю, мудрые люди, должны поддержать данную идею", – надеется Анатолий Бредников, начальник отдела культуры молодежной политики и спорта администрации Первомайского.

Пока решили убить двух зайцев сразу: приделать избушке курьи ножки и перенести в самую чащу леса, подальше от глаз верующих и поближе к сказке. Ведь Баба-Яга давно уже превратилась в рекламный бренд, за обладание которым борются Архангельская, Ивановская и Ярославская области. Как ни странно, но именно этот персонаж полюбился иностранным туристам. А для Кукобоя это хороший способ пополнить местную казну. Да и, как говорят очевидцы, с приездом заморских гостей пожертвований на храм стало намного больше, причем в валюте.

@темы: Новости анонсы

---

[Rika Oliv]

Иллюстрации Чижикова к сказочной повести Э.Успенского "Меховой интернат". Очень люблю эти работы за их уютность, таинственность и необыкновенную сказочность. Вообще, люблю Чижикова, хотя злопыхатели говорят, что все его герои живут с постоянно закрытыми глазами. А и правда,.. Ну и что? Все-равно, это здорово.

@темы: Персонажи

---

Татьяна Лазарева

[Bookmade]

@темы: Персонажи

---

[Bookmade]

ЮННА МОРИЦ:

"Я рано попала в плохую компанию"

О деньгах, свободе и поэзии

- Раньше говорили: советский поэт, антисоветский. Быть русским поэтом - что это значит?



- А что значит быть русским ученым, русским путешественником, русским архитектором, художником, артистом, русским врачом, философом, русским лесом (оказавшимся вдруг за границей!), русским облаком в русском небе?.. Однозначный ответ невозможен, он немедленно стал бы крупным месторождением спекуляций и агитпропской пошлости.



Лично для меня это значит - быть. Поэтом. Человек, вписанный в колесо (вниз головой!), - таков поэт в одном из образов классической древности. В этом античном взгляде на природу поэта есть нечто абсолютно русское. Язык русской поэзии в колесе русской и всемирной истории.



Советским же, антисоветским и постсоветским бывает режим, а отнюдь не поэт. К поэтам нигде никогда не присобачивают имя режима. Ты когда-нибудь слышала, что бывают поэты феодальные, капиталистические, республиканско-федеративные, халифатские, конституционно-монархические?



У меня были авторские вечера на международных фестивалях поэзии во многих странах Запада. Разве там мыслимо такое: выступает лондонский, техасский, стокгольмский, федеративный, мадридский капиталистический поэт?! Эта дремучая дикость - только у нас! И ее навалом: московский, питерский, тамбовский, сибирский, уральский, дальневосточный, советский, антисоветский, постсоветский, досоветский, рязанский поэт!.. Чушь собачья! В стране великой литературы, великой поэзии. О каких вообще культурных реформах, расцветах, элитах может идти речь, если таким образом в огромной дробилке объярлычивают искусство, литературу наши сортировщики, прогрессивные, как паралич? Естественно, я - русский поэт. За что и переведены мои стихи на множество европейских, и не только европейских, языков.



- Считается, что нынче молодые люди плюют на поэзию, что в ней нуждались только шестидесятники.



- Ну, меня читали не только шестидесятники, но и "двадцатники" с "тридцатниками". Даже когда я совсем не издавалась, у меня с моими читателями был настоящий любовный роман. А уж прошлой весной меня потрясли "художественно воспитанные" дети, которые на конкурсе читали мою лирику из книг "Лицо" и "Таким образом", да как читали, с каким глубоким пониманием тонкого мира.

Читать дальше >>>

- Девочка, которая вышла с чтением твоих стихов на последнем вечере, с этого конкурса?



- Да, Таня Вакурова, замечательная, правда? Наглого вранья нынче навалом, пресса и прочие СМИ дундят, будто молодежь не читает поэзию, на вечера поэтов не ходит, поэзия вся умерла и надо сплясать на крышке ее гроба. Такое вот всероссийское, отлично организованное, хамское мероприятие. Ты сама видела, сколько было народу, студентов и молодежи на двух моих авторских вечерах в Политехническом. Я даже спросила, давая автографы: "Откуда вы все тут взялись? Рекламы ведь не было никакой!" Они говорят: "А мы никуда и не исчезали. Зачем реклама, когда есть Интернет и телефон?"



Плевать на поэзию - все равно что плевать на Большую Медведицу. Не потому, что мы такие могучие, сильнее режимов и денег. "Без денег и свободы нет", - заметил Пушкин. Однако Пушкин не написал, что без денег нет и поэзии. Без денег и свободы нет, а поэзия есть. У поэзии - божественная свобода. И никакой режим не смог и не сможет ее прикончить, наш драгоценный читатель будет всегда. Как был всегда читатель Блока, Ахматовой, Хлебникова, Пастернака, Цветаевой, Мандельштама, Гумилева, Есенина в коммунизменную эпоху, когда вообще их не издавали. Поэзия в чистом виде и читатель такой поэзии не меняются, как фасоны мод. И часто люди, ненавидящие друг друга, победители и побежденные, любят одних и тех же поэтов.



- Кстати, о деньгах. Деньги и культура - что происходит в этой сфере? И как к тебе относится культурное начальство?



- Ничего особенного не происходит: культуру бомбят, и ведет она себя соответственно. Деньги диктуют только то, на что люди сами согласны. Один за деньги убьет, всем жизнь отравит, а другой - вовсе нет. Очень многое зависит от людей, способных заставить силу быть более справедливой, а справедливость - более сильной, как писал Паскаль.



У меня с "культурным начальством" нет абсолютно никаких отношений, я сомневаюсь, что оно вообще знает о моем существовании. Зато безо всякого "культурного начальства" вышла моя новая книга для детей "Ванечка", написанная акростихами - впервые в России! - в челябинском издательстве "АвтоГраф". Я просто ушами махала от радости, что Бог послал мне таких молодых, талантливых и свежих издателей, да еще в Челябинске, где жила я во время войны с 4 до 8 лет, в школу ходила, читала в госпитале поэзию раненым, праздновала Победу с салютом. В этом же издательстве готовится новая книга моей "недетской" поэзии, где будет много моей графики.



- Еще недавно был востребован поэт-трибун. Кем стал поэт сегодня?



- Кем был, тем и остался. Поэтом. Лет 20-40 назад тоже было не все так однозначно - дьявол, как известно, кроется в деталях. Пастернак и Ахматова не были никакими "трибунами", однако их сочинения - не без наводки и подсказки коллег - доходили до "самого верха" и обсуждались в политбюро, которое вместе со своими "деятелями культуры" уже неслось в пропасть с невозмутимым спокойствием. Ни одна правящая каста никогда не полюбит "возмутителей спокойствия" и будет всячески перекрывать им кислород. Будет лететь в пропасть и в том полете душить "возмутителей", на лету собирая себе замечательные библиотеки из их произведений!..



Вся нынешняя "другая литература" так чудовищно политизирована и так трибунно крушит русскую классику, что рядом с ней передовики соцреализма - просто луговые цветочки. Я смотрела по ТВ передачку "Все сразу", и там один из кумиров музыкальной тусовки, приветствуя другого, так описал его подвиги: прикончил мерзкую культуру коммунизма, порвал ей пасть и туда помочился. Такое вот свежее "совместительство". Мерзкая храбрятина мочащихся в труп.



- Герой этой передачки и другие ему подобные в культуре и литературе, попса во всех сферах культуры, Сорокин и "Идущие вместе" - может, и правда, требуется цензура, как предлагают?



- Ну, во-первых, попса, назовем все это так, - это колоссальное коммерческое мероприятие для сбыта наркотиков и алкоголя в молодежных тусовках на бескрайних просторах, для концертного "чеса" и наживы, для вождения молодых масс на выборные кампании. Нет? Ты не согласна? А любая цензура только раскочегарит тягу ко всем этим прелестям. А вся кампания по сжиганию книг Сорокина "Идущими вместе" сильно смахивала на истерическую рекламу сочинений, горячо любимых теми специалистами, которым великая русская литература жутко мешает объявить нашу страну, историю и культуру ничтожными. И, естественно, после того - начать все с нуля, с себя любимых.



Работу по изничтожению великой культуры бодро исполняет ТВ, бросив все средства в топку ТВ-сериалов. Нужен герой? Пожалуйста. Зону героизма заполнили убойные бандюки и мудрые сыщики, кровь рекой, летящие запчасти трупов, пылающие иномарки, стрельба по-македонски, траханье в сауне и все виды восточного мордобоя. Героев уголовной зоны по традиции призвали вырезать зону политическую, поскольку героизм политической зоны уже свое отслужил и мешает героизму бандитского передела.



- Поэт и власть - обязательны ли отношения либо ругани, либо заискивания?



- Власть никого не заставляет заискивать, это сугубо добровольное дело, а у некоторых - даже талант и призвание. История такова, что не только у нас, но и во всех без исключения странах приходилось достойным и замечательным людям валяться в ногах у власти, чтоб она не угробила. Так ведь не заискивание это вовсе, а пытка. Ругать власть за страдания народа?.. Страдания народа и есть в чистом виде цена, абсолютно сознательно заложенная в "реформы", благодаря которым "реформаторы" мечтают войти в историю, ими же и написанную в духе "победителей не судят".



Мне была отвратительна власть Ельцина - нескончаемый праздник бандитского фаворитизма и мародерства.



-У меня лично другой взгляд и на реформаторов, и на Ельцина.





- С уходом Ельцина власть эта не кончилась, а просто переменилась в лице. И полным-полна ее холуятня, где у многих башню снесло от капитализменной дармовщины и славы настолько, что люди, прежде самодостаточные, впали в полное охолуение.



Мы с тобой вместе были однажды на встрече Путина с "мыслящими интеллектуалами". Путин в этом пейзаже выглядел мыслящим человеком, с природным чувством собственного достоинства, в отличие от некоторой части интеллектуальной публики, горячо предлагавшей ему сомнительные услуги по части успокоения народных масс, не способных исторически мыслить и страдать на благо исторических личностей. Какая же власть откажется от таких услуг?! Все добровольно. Светлая мечта - обслужить грубую, темную силу. Моральный идиотизм. Ампутация совести, чести, человеческого достоинства.



- У многих, даже очень хороших, поэтов есть стихи, обращенные к власти - к вождю, царю. Могла ли ты когда-нибудь обратиться к Сталину, Хрущеву, Брежневу? Или Путину?



- Я очень рано попала в плохую компанию, лет в 10, и поэтому мои собеседники - пьяный бомж Гомер, беженец и крутой "заговорщик" Данте, "трибун" подозрительной ориентации Шекспир, "невыездной" возмутитель спокойствия и хулиган Пушкин, безумный Блок и те читатели, которых вся эта компания мне посылает. Хотя разговор поэтов с царями заложен не только в российской традиции.



Для царей просвещенных великая честь - вдохновить поэта, даже на гнев и ярость, на любое сильное чувство. Они знают в искусстве толк. Правитель, непросвещенный и внемлющий доносам глупых советников, лишается великой чести вдохновлять "возмутительных" поэтов.



Это относится не только к царям и поэтам. Когда впервые у нас издавался Довлатов отдельной книгой, в московском издательстве, куда я передала его рукопись, мне позвонили сразу несколько вполне замечательных людей и прямо-таки потребовали, чтобы я вычеркнула из произведений Довлатова ряд "вопиющих" мест, искажающих образы этих людей. Они думали, что все читатели нашей страны сразу их опознают. Но, конечно, ничего подобного не произошло: Никакое искусство нельзя примерять на себя, как плащ или обувь, - такой вот большой секрет для маленькой компании царей и поэтов.



- Все же чего ты ждешь от власти?



- Превращения территории с населением в страну с народом, которому принадлежат богатейшие недра, великая культура и сокровища научной мысли.



Источник: Юнна Мориц: "Я рано попала в плохую компанию". "Новое время", 16 февраля 2003 года



Мы все знаем Юнну Мориц почти-что лично... С детства. Вот лишь небольшой список:



ПЕСЕНКА ОСЛИКА. Из мультфильма “Большой секрет для маленькой компании”. ЭТО ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНО. ВАНЯ-ПАСТУШОК. ПОНИ. СЛОНИХА, СЛОНЕНОК И СЛОН. САМОВАРОПАРОВОЗОВЕТРОЛЕТ. Из мультфильма “В гостях у матушки-пурги”. ОГРОМНЫЙ СОБАЧИЙ СЕКРЕТ. Из мультфильма “Большой секрет для маленькой компании”. АБРАКАДАБРА. Из мультфильма “Большой секрет для маленькой компании”.

РЕЗИНОВЫЙ ЕЖИК

ЛОШАДИНАЯ ПЕСНЯ. Из мультфильма “Большой секрет для маленькой компании”.

СКАЗКА ПО ЛЕСУ ИДЕТ. Из мультфильма “Волчья шкура”.

ПЕСЕНКА ТРЕХ ВОЛКОВ. Из мультфильма “Волчья шкура”.

ВСЕ КОЗЛЯТА ЛЮБЯТ ПЕТЬ. Из мультфильма “Волчья шкура”.

БАЛЛАДА О ЩЕПКЕ.

СОН-КИНО

ОГРОМНЫЙ СОБАЧИЙ СЕКРЕТ. Из мультфильма “Большой секрет для маленькой компании”.

@темы: Интервью

---

[Bookmade]

Я долго смеялась!!! На одном форуме обсуждали, не больна ли эта девушка базедовой балезнью? Как вам такой "шедевр"?

@темы: Критика