РОЗОВЫЙ БУТОН РАССВЕТА…
…или 300 капель валерьянки для одной любительницы дамского рукоделия.
«Короткая июньская ночь легкокрылой бабочкой опустилась на землю, но не успела отряхнуть пыльцу звезд со своих крыльев, как в небесном саду, где рождается каждый новый день, уже готовился распуститься розовый бутон рассвета».
Прочитав эти упоительно прекрасные строки, любой поймет, что их написала представительница вполне определенной половины человечества. А некоторые из тех, кто совершенно лишен душевной чуткости, могут даже презрительно процедить, мол, «дамское рукоделие». Пусть их! Я не отношусь к данной категории интеллектуальных зануд, люблю искусно выполненную вышивку и хочу в полной мере насладиться произведениями госпожи Т.Ш.Крюковой. Тем более что это сейчас не проблема. Стоит лишь заглянуть в любой книжный магазин или библиотеку — везде ее творчество представлено в потрясающем всякое воображение объеме. Причем у Тамары Крюковой есть буквально все и на любой вкус — стихи и проза, сказка и фантастика.
Мое же внимание сразу привлекла ее тетралогия, написанная в модном сейчас жанре «фэнтези»: «Гордячка», «Заклятие гномов», «Кубок чародея», «Узник зеркала». Наверное, кого-то и оставили бы равнодушным маячащие на обложках этих книг величественные стены замков и белоснежные единороги, увозящие прекрасных дев по небесной радуге, благородные принцы и коварные гномы. Меня это соблазнило. Ведь открытые наугад страницы обещали красоты словесной вышивки, до которых я, как уже говорила, большая охотница.
Но вот незадача. Стоило мне только прикоснуться к этому дивному произведению искусства, как оно стало расползаться буквально на глазах. Меня даже охватила паника — вдруг это я попортила бесценную вышивку? Ан нет!
читать дальшеОказывается, сама госпожа Крюкова пренебрегла первым правилом профессиональных вышивальщиц, которое гласит: «Никогда не экономить на канве!»
Увы и еще раз увы! Не удосужилась писательница подобрать добротную, логически прочную основу под свое рукоделие. И вот теперь в создаваемом ею монументальном полотне вечно что-нибудь да не ладится. То безвольно провисает сюжет, то нити поведения героев путаются и рвутся, то рисунок повествования искажается или пропадает вовсе.
Взять, к примеру, главную героиню — Злату. Что ведет ее по сюжетной канве? Совершенно неясно. В первой части тетралогии она походя разрушает мир своих спасителей гномов. Кажется, было бы логично, если бы впоследствии она раскаялась, исправила свои ошибки. Как же! Злата просто забывает о них. Но это еще полбеды. Сама госпожа Крюкова, не зная, верно, как же закончить свою историю, просто вычеркивает бедных гномов из всего последующего повествования. Во второй книге, которая, между прочим, называется «Заклятие гномов», о гномах мы найдем лишь упоминание. Писательница же придумывает в ней уже новую игру — заметим, с весьма странными правилами. Следуя им, Злата за любой поступок (все равно — плохой ли, хороший, просто никакой) лишается тех последних крупинок памяти, которые еще оставил ей автор. И в конце концов, приходит к состоянию полной невменяемости, превратившись в пустышку, марионетку. Зачем Крюковой это странное, лишенное и логики, и человеколюбия построение? Непонятно.
Но не только со Златой, у писательницы вообще большая беда с героями. Они скитаются по страницам тетралогии огромной, разношерстной и совершенно неприкаянной толпой, не находя себе достойного места и не обретая сколько-нибудь законченного образа.
Вот мельник в «Гордячке» вдруг выныривает просто ниоткуда. Удостаивается весьма пространного рассказа о своей жизни, работе и привычках (целая глава!) и, не сказав ни слова, не приняв никакого участия в развитии сюжета, скрывается, чтобы не появиться больше никогда. Но, быть может, и хорошо, что он ничего не успевает сказать. Другие болтают без умолку. А толку? Ведь они произносят слова, как бездарные статисты невыученный текст!
В «Гордячке» это даже зафиксировано документально.
«А знаешь ли ты, что из-за твоего поступка снега не растают вовремя, деревья зацветут позже, весна опоздает, и прилетевшим птицам будет неуютно в холодном мире?» — продекламировала повелительница дриад, воздев руки к небу».
Так ведь и написано: «продекламировала», а не «сказала» или «произнесла», например. Вот такой декламацией и занимаются все персонажи. И хотя госпожа Крюкова им отчаянно суфлирует, справляются они со своими ролями неважно.
Да и трудно упрекнуть их в этом, поскольку сам суфлер постоянно сбивается, путая «пьесы». На самом деле, автора то «ведет» на «философскую притчу», и тогда появляется следующее глубокомысленное наблюдение:
«Вечность простиралась, не зная ни границ, ни времени. Темная, словно бездонный колодец, она таила в своих глубинах свет звездных россыпей. Люди дали ей имя Космос, но не сумели разгадать и малой толики ее секретов».
То госпожу Крюкову кидает в объятия любовного романа a la «Анжелика», и мы читаем следующее:
«— Как зовут тебя, о прекрасная пэри?
Вопрос застиг Злату врасплох. Она резко обернулась и чуть не вскрикнула. Рядом с ней стоял шейх. Он был красив дикой, необузданной красотой. От его мужественного лица и статной фигуры веяло силой, которой невозможно противиться.
— Злата, — проговорила гостья.
Шейх утонул в ее лучистых голубых глазах. Поистине, эта девушка была подарком судьбы.
— Ты будешь моей любимой женой, — непререкаемым тоном сказал он…
Звездный шейх стоял в ореоле солнечных лучей. Он был умопомрачительно [так и написано — И.К.] красив. Благовония пьянили Злату, она готова была забыть обо всем, только бы каждый день встречать восход солнца с повелителем Востока.
— Скажи, что ты любишь меня, — мягко приказал шейх.
— Я люблю… — покорно начала Злата, совсем потеряв голову».
А иногда писательницу прибивает к тенистым берегам жестокого романса:
«Бесчестная лгунья! Получай же за свою ложь! Не доставайся никому! — необузданный нрав кентавра заглушил голос разума, он наспех прицелился и спустил тетиву».
Разностильность — упрек серьезный, хотя и не смертельный, если речь идет, как в нашем случае, о дамском рукоделии. Ведь, создавая единое произведение, мастерица вполне может использовать разную технику, успешно сочетая, например, ришелье и цветную гладь. Тем более что при всей разностильности, в каждой фразе этих отрывков сквозит нечто, их объединяющее. И имя этому «нечто» — шаблон.
Да уж, у госпожи Крюковой он присутствует буквально во всем. У нее если «улыбка» — то «очаровательная», если «скалы» — то «суровые», если «ощущение свободы» — то обязательно «пьянит». А если героиня хорошеет на глазах, это выражается следующим образом:
«Злата продолжала расцветать, как нежная роза под лучами летнего солнца».
Шаблон слов, ассоциаций, мыслей — это, в какой-то мере, единственная конструкция, которая удерживает расползающееся рукоделие. Удерживает, но явно его не украшает.
Как не украшает вышивку и невероятная неряшливость работы, которая проистекает, главным образом, оттого, что Тамара Крюкова весьма пренебрежительно относится к родному языку. Ведь почти на каждой странице тетралогии можно увидеть либо «необузданную стрелу», либо героиню, «принимающую королевскую осанку» вместо позы. Порой книгу магических заклинаний автор незатейливо так называет «брошюркой», а старинные рисунки в ней — «иллюстрациями». Но это, конечно же, сущая ерунда по сравнению с масштабами общего бедствия, поразившего данное рукоделие.
Что сказать в заключение? Да что здесь скажешь. Разве такое разочарование и горечь выразить словами? Боюсь, что даже 300 капель эфирной валерьянки не смогут успокоить меня настолько, чтобы когда-либо в будущем рискнуть даже приблизиться к другим вышивкам госпожи Крюковой.
Ирина Казюлькина